Жизнеописание Петра Степановича К.

Отец готовится к нашему приезду и написал, что хочет выбросить разные бумаги, в том числе письма среднего брата из заключения. Я тут же ему ответил, чтобы он этого не делал, но не уверен, что он меня послушается. У него все-таки что-то повернулось в голове и, кажется, необратимо.

По Би-Би-Си Анатолий Максимович рассказал о том, что несколько дней назад дирижер Максим Шостакович – сын Дмитрия Шостаковича – после гастролей в Западной Германии попросил там политического убежища – вместе с сыном.

XXVII

Братья съехались в Задонецке, как и планировали, в начале августа – младший прилетел в Харьков, и оттуда уже – вместе со старшим – прибыли автобусом в Задонецк. А средний приехал на поезде прямо из Краматорска. Когда все съехались, Петру Степановичу торжественно вручили пишущую машинку Erika, которую отец аспиранта старшего сына Петра Степановича, в конце концов, достал через директора «Военторга».

Петр Степанович был очень доволен, рассматривал машинку со всех сторон, расспрашивал, как ею пользоваться, потом бережно уложил в футляр и унес в свою комнату. Вообще видно было, что Петр Степанович чрезвычайно рад этой встрече, он прямо светился, но при этом держался независимо и особого желания уезжать из дому не высказывал, а разговоры все больше переводил на формологию и другие свои излюбленные идеи, которые он неутомимо развивал в «Заметках дилетанта».

Время было отпускное, гостевание затянулось на неделю, а в середине недели, одолжив у соседа-рыбака польскую оранжевую палатку, братья взяли такси и отъехали на знакомое с детства место в лесу, на берегу Донца, километрах в 20 от города. Когда-то ездили туда на лошади, на отцовской бричке, бывали и потом, но порознь, со своими детьми. А теперь решили съездить втроем. Поначалу вроде бы и не собирались, но младший брат уговорил, ему, видно, и впрямь казалось, что вернулось детство.

Донец, во всяком случае, не изменился, как и маленькие песчаные отмели на левом пологом берегу – чудесные пляжи детских лет. Река в тех местах мчится быстро, против течения не поплывешь, поэтому отходили подальше вверх, а потом плыли до своей отмели и там с удовольствием прижимались к горячему песку, как делали в детстве. И трава в горячем воздухе пахла, как в детстве. А то, что жизнь была уже не впереди, как когда-то, а больше позади, о том вспоминать не хотелось и не вспоминалось.

Младший брат заботился о загаре, весь день ходил в плавках, разве что только нательный крестик не снимал да темные очки надевал, когда нужно было. Об этом крестике уже был у них короткий разговор, в первый же день в Задонецке, как только старший брат его узрел с удивлением.

– Ты же партийный!

– А что, нельзя быть партийным и православным? И ты же знаешь, какой я партийный.

– Ну, партия ладно, но, выходит, и наш батька зря старался, – сказал старший брат вроде бы нейтральным тоном, а может, и насмешливо, кто его знает. Как ни крути, а намекал он на давнюю историю, которую иначе как со смехом в молодые годы не рассказывали.

Сразу после войны мать Петра Степановича продала свой дом в Змиеве, где у нее никого уже не осталось, и купила дом поменьше в Задонецке, поближе к сыну. Была она женщина богомольная, и характер у нее был трудный, неуживчивый. Большой близости ни с Петром Степановичем, ни с Любовью Петровной у нее не получилось, покойную Катю она вообще всегда недолюбливала, а вот в младшем сыне Петра Степановича она увидела легкую добычу. Стала брать его с собой в церковь, приучала молиться вместе с нею, уговорила креститься и заставила носить крестик. Младшему сыну Петра Степановича все это было даже интересно, сам же Петр Степанович ни о чем не подозревал. Но однажды, в осенний слякотный день, в воскресенье, когда Петр Степанович был дома, младший сын, прибежав с улицы и, опасаясь нанести грязи в дом, за что можно было и оплеуху схлопотать, – Петр Степанович был далеко не святой, как, может быть, некоторые думают, – стал разуваться на пороге. Он нагнулся, чтобы расшнуровать ботинки, а крестик возьми и вывались из-за рубашки, да еще и окажись в поле зрения Петра Степановича.

– Это что такое? – грозно спросил Петр Степанович, тоже имевший свои убеждения.

Он взял крестик в кулаки довольно сильно дернул, младший сын Петра Степановича почувствовал это своей шеей. Шнурку же, на котором держался крестик, и вовсе не повезло: он порвался. Крестик остался в руке Петра Степановича. Он тут же подошел к топившейся на кухне печке, открыл дверцу и с яростью бросил крестик с остатками шнурка в огонь.