Но все равно Петр Степанович очень уважал этот всемирно известный секретный институт и сильно переживал, когда устройство старшего сына на работу в УФТИ чуть не сорвалось. Время было такое, что одним расщеплением атома в лабораторных условиях уже нельзя было ограничиться, нужно было этот расщепленный атом практически использовать – и не хуже, например, чем американцы в Хиросиме. Институт расширялся, туда брали всех способных студентов из каждого выпуска физико-математического факультета, взяли даже двоих евреев, а у старшего сына Петра Степановича оформление на работу почему-то застопорилось. Почему – не говорили, но Петр Степанович считал, что из-за плена.
Петру Степановичу это казалось несправедливым. Если бы его сын сдался в плен индивидуально, к нему еще можно было бы предъявить претензии: почему не бился до последнего патрона? Но он же оказался в плену в составе большой воинской массы. Были ли у него условия продолжать бой в одиночку? А теперь, не разобравшись, ему это ставили в минус и не хотели допускать к секретной работе, хотя все признавали, что у него большие способности к физике. Разве обороноспособность страны от этого выиграет?
Петр Степанович приводил в пример Тихона Андреевича, своего харьковского знакомого. Тихон Андреевич много лет работал в Управлении Южной железной дороги, после войны его хотели назначить начальником отдела, но не назначили, потому что он оставался и даже, кажется, работал при немцах. Почему не эвакуировался? Как будто так легко было эвакуироваться?! И кто же думал, что немцы так быстро захватят Харьков! Тихон Андреевич так и остался старшим инженером, а начальником отдела назначили какого-то мальчишку, который не мог отличить вагон от паровоза. Чего же удивляться, что грузы все время опаздывают, а в Лозовой даже столкнулись два поезда!
Ну, а со старшим сыном все кончилось хорошо. Его руководитель дипломной работы, профессор Баренбойм, с кем-то там поговорил, и сына взяли на работу, несмотря на плен. Этот Баренбойм, по слухам, был большой дока в атомных делах, и с ним считались.
Теперь Петр Степанович был уверен, что его старший сын станет настоящим ученым, вроде Морейко. Это его радовало с точки зрения укрепления обороноспособности страны, и в то же время приятно было, что складывается уже династия ученых: он, Петр Степанович, – ученый-агроном и натурфилософ с широким кругозором, его сын – выдающийся физик, и, наверняка, будут внуки, которые полетят на Луну и дальше.
Старший сын был человек занятой, виделись они не так уж часто, больше общались письмами, и Петр Степанович всегда старался, чтобы его письма были содержательными, с научной подкладкой, а не просто бабскими разговорами про здоровье или кто что сказал. Например, сообщал он о незначительном событии – ремонте печи, но быстро с этого сходил на более серьезные вещи.