– Ну, как-то уж все это быстро! Да вы и шутите, Петр Степанович, – неловко себя чувствуя, сказала Катя.
– Вот те и на! Приехал бы это за три версты шутки шутить, – серьезно произнес Петр Степанович. – Почему шутки? Вы мне нравитесь, приданого мне не нужно, ибо и у меня ни черта нет, а… Вы подумайте, Катя… – просительным тоном обратился скорее к столу, нежели к Кате, Петр Степанович.
– Нельзя же, Петр Степанович, все так быстро! – резонно воскликнула Катя. – Посмотрим: приезжайте почаще ко мне, познакомимся, и возможно, что вы сами откажетесь от меня.
– О, нет… – протянул Петр Степанович таким тоном, как будто бы хотел сказать: «Что вы – считаете меня сумасшедшим?» Я еще помню вас, Катя, гимназисткой: еще тогда я питал к вам особенные чувства, а теперь вот вы заняли в моей душе все место, и я никак не могу… Давайте, Катя, через неделю перевенчаемся или запишемся просто и будем жить вместе! а? Ну? – Петр Степанович снова подошел к Кате, взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал.
На глазах у Кати появились слезы, но трудно сказать, что это были за слезы! Несмотря на свои двадцать четыре года, Катя еще никого не любила. Или она просто случайно так прожила, не встретив на жизненном пути ни разу мужчины, который бы заставил вздрогнуть ее сердце, или, может быть, Катя себя переоценивала и считала всех встречавшихся мужчин недостойными ее внимания, – кто знает? А если Катя тоже, как и Петр Степанович, подозревала в себе незаурядные таланты и видела себя, например, второй Вяльцевой? Она даже хотела учиться на пианино. Мы не ручаемся, возможно, что какие-нибудь таланты и таились в прекрасной Кате, но они не раскрылись – из-за разных причин, из коих на 99 процентов складывается наша повседневная жизнь: то пианино нет, то революция помешала, то почему-то не хочется, то учителя нет, то как-то… ну, в общем, обстоятельства не сложились. Так вот: плакала ли Катя, увидев ошибочность своих расчетов и предположений, плакала ли она через то, что вот-де какой-то Петр Степанович, делает ей предложение, а Кате и крыть нечем, плакала ли она о своих двадцати четырех прожитых годах, – нам по этому вопросу ничего не известно.
Мы только знаем, что прекрасная, хрупкая Катя, с ее грустными черными глазами, наполнившимися слезами, стояла виновато, растерянно перед Петром Степановичем и ожидала хотя бы какого-нибудь конца этой неожиданной сцены. Кате очень хотелось провалиться сквозь землю, умереть, но что же сделаешь с землею, если она не разверзается, и со смертью, если она занята сейчас в другом месте. А он, Петр Степанович, стоя тут близко, целовал ее руку…
Между нами говоря, хорошенькая Катя принадлежала к натурам безвольным, о которых можно сказать, что они не живут, а катятся по наклонной плоскости и не шевельнут ни одним мускулом, чтобы зацепиться и прекратить произвольность течения событий. Мало ли таких натур? Сейчас она никак не могла найтись: как ей быть дальше? – и даже ее представления о тургеневских девушках ей ничего не подсказывали. Но здесь, спасибо ему, Петр Степанович пришел на выручку, сам и заговорил:
– Вы извините, Катя, мое такое… ну, хамство, что ли, но ей-богу, я искренне и глубоко вас люблю! Я уважаю вас глубоко!
Пока эта фраза будет производить на Катю впечатление, признаемся читателю: немножко Петр Степанович соврал; соврал – правды некуда деть. Петр Степанович вчера, и сегодня даже, до прибытия к Кате, был переполнен чувством любви, Катю обоготворял, можно сказать любил ее на 117 процентов. Но здесь, на месте, растерявшаяся Катя показалась Петру Степановичу немножко иной, и любовь понизилась вдруг процентов до 70–75. Правда, приятно, что Катя не походит на других девиц и не набросилась на Петра Степановича, как это бы сделали другие, видя перед собою все-таки приличного жениха, но все же обидно: руку Катя держит без всякого тонуса, до поцелуев в губы вообще дело не доходит…
Однако Петр Степанович разумом понимал и Катю, хотя и обиделся немножко в душе за ее адское равнодушие. Ведь он приехал не пофлиртовать, а желая жениться! Шуточка ли, жениться! Ведь Катя должна понимать, что Петр Степанович, может быть, даже делает одолжение, предлагая Кате себя в мужья. Может быть, Петр Степанович мог бы себе найти лучшую… Но все эти мысли в голове Петра Степановича проходили не в такой конкретной форме, как мы здесь описываем, они фильтровались через мозг незаметными капельками, отравляя настроение, понижая степень любви Петра Степановича к Кате, но не уничтожая главной мысли о женитьбе.