Жизнеописание Петра Степановича К.

Но, конечно, кое-какие неприятности были и у Петра Степановича. По его вине, разумеется.

Он и всегда-то недолюбливал начальство, а после всяких своих служебных историй так его невзлюбил, что сам стал задавать себе вопрос: не анархист ли он, Петр Степанович? Иногда даже приходила и такая мысль: «А не специализироваться ли по радио, чтобы уехать радистом, скажем, на остров Визе?» Вот где можно было бы прослужить лет десять подряд. Здесь же, на большой земле, очень много развелось начальства, много бюрократических рогаток, неудобств, всяких правил и инструкций.

Да что там говорить, даже официантка в столовой – и та корчит начальство. Люди в столовой напоминали Петру Степановичу лошадей в конюшне перед задачей им корма. Конюх, не спеша, понес вон той пегой, и пегашка с довольным выражением набрасывается на овес, ей плевать на соседнего мерина, что так глупо провожает глазами конюха в ожидании свой порции. Петру Степановичу всегда кажется, что официантка-конюх его игнорирует: прежде подходит к лошадкам, что позже заняли место. Ему обидно, что какая-то там официантка, получающая в месяц заработка каких-нибудь 75 рублей, а корчит из себя…

– Подойдете ли вы, наконец, когда-нибудь ко мне? – желчно, но сугубо сдержанно спрашивает он.

– Сейчас, – говорит она и уходит черт знает куда.

– Ну, вы подойдите! – обращается к свободной официантке.

– Я, товарищ, этих столов не обслуживаю, – отвечает официантка с достоинством.

– Тьфу!

А ведь это вовсе не значит, что Петр Степанович против порядка, какой установился при советской власти, он считает, что его отношения с начальством при старом режиме были бы не лучше.

– Есть такая категория людей, – делится он со своим новым сослуживцем Парамоном Артемьевичем, – которым не нравится нынешний момент, существующий порядок. Что же в этом плохого? Только Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович были довольны своим положением, но такие люди аэроплана не изобрели бы. А я хочу чтобы мои дети не то что аэроплан, а межпланетную ракету изобрели, а Циолковскому поставили бы на Марсе памятник из какого-нибудь марсианского минерала голубого цвета.

Это еще в том году было, вскоре после очередной смены места работы. Катя, на что смирная была, а тут настояла.

– Давай, Петя, вернемся в Задонецк. У меня там какие-никакие, а родственники есть. А здесь что? Если с тобой что приключится, куда я денусь, с тремя детьми?!

Пришлось Петру Степановичу уступить. Написал прошение в трест: прошу, по семейным обстоятельствам, тыр-пыр… Им-то, в общем, все равно было, в тресте, в Задонецке ты, в Золочеве или в Зачепиловке. Грамотные агрономы везде были нужны. Они только удивились, что Петр Степанович первый раз добровольно меняет место работы, без скандала. Подыскали ему место, не очень хорошее, но – в Задонецке.

Вот они теперь и едут с Парамоном Артемьевичем на бричке в колхозы. Молча ехать скучно, и надо как-то завязывать отношения с новыми сослуживцами. Петр Степанович помнит, что, жена просила (в какой уже раз!) быть осторожным, он и сам это понимает. Парамон Артемьевич, хоть и партийный, кажется, симпатичный мужик. Но все равно ничего неосторожного Петр Степанович не говорит, так, больше о жизни. Петр Степанович рассказывает, что хотел поросенка купить, ездил в соседний совхоз…

– Подобрали себе что-нибудь? – Нет.

– Почему?

– Да как-то того…

– Я тоже в прошлом году взял свинку, а она мордуется… до кнуров хочет, сволочь. Кабанчика если бы…

В таком вот духе идет разговор, – как видите, – в самом невинном духе. Петр Степанович говорит осторожно, следит за каждым своим словом. От кабанчиков и свинок разговор как-то незаметно перешел на общую дороговизну, потом на философию. Лошади бегут, бричка на рессорах покачивается, кучер свой ушной рупорчик тоже наставил, одновременно управляя лошадьми, видно, и ему интересна беседа образованных людей.

– Как вы думаете, – спрашивает Парамон Артемьевич, – при бесклассовом обществе будет существовать коммунистическая партия?

Петр Степанович осторожно, но решительно заявляет:

– Нет!

– Почему? – удивленно спрашивает Парамон Артемьевич, боясь, очевидно, утерять билет при бесклассовом обществе.

– По двум причинам, – отвечает Петр Степанович. – Во-первых, преимущества бесклассового общества станут настолько понятны, что между партийцами и беспартийцами не будет никакой разницы; а во-вторых, при бесклассовом обществе политические и хозяйственные дела сольются вместе, и будут этими делами управлять общие органы. Это моя точка зрения, – поспешил добавить Петр Степанович, вспомнив об осторожности.

– Правильно, – говорит Парамон Артемьевич, – и я так думаю. Закуривайте, – протягивает он портсигар.

Петр Степанович закуривает, а сам себе думает: «Если все такие, как он, на этом новом месте работы еще можно жить».

– Когда же это случится? – спрашивает Парамон Артемьевич.

– Да через десять лет, конечно же, этого не случится, – осторожно высказывает свое мнение Петр Степанович.