Под сводами его внизу, почти в земле, находится еще один храм с алтарем, освященным во имя преподобного Арсения Великого. Он сооружен на средства сестры м. Игумении, монахини Марии. Здесь нет ни блеска, ни света, ни ярких красок, но своей своеобразной красотой, таинственным полумраком, он как-то особенно действует на душу, располагая к молитве и созерцанию. Молясь в нем, невольно переносишься мыслью к первым векам христианства, когда верные должны были совершать службу, возносить свои молитвы Господу в подземных катакомбах. Иконостас же напоминает другое время - время процветания монашества, пустынножительства. Рядом с местными иконами с одной стороны изображен первый пустынник - Иоанн Креститель, с другой - Арсений Великий и, наконец, - Мария Египетская. Сколько примера живой веры, чудных подвигов, великого самоотречения! Этот храм теперь особенно дорог сестрам монастыря: под сводами его покоится прах так горячо любимой ими, незабвенной для них, Игумении Арсении и сестры ее - монахини Марии. Сколько слез, сколько вздохов, сколько молитв возносится теперь там при слабом мерцании лампад над их могилами.
В части же притвора (или трапезной) взор невольно останавливается на тех изречениях об иночестве, которые написаны на каменных столбах, поддерживающих своды храма. Много можно передумать, перечувствовать, пережить душою, читая эти мудрые слова святых отцов. Инок есть бездна смирения, - читаешь на первом из них, и дальше: Инок есть страж чувств - души безмолвие - молитвенник за мир - высота преподобия. - "Преподобия, или уподобления Христу", - как объясняла м. Арсения. Каждое изречение - это целый путь труда над собою для тех, кто решится стать на него. И в этом дивном, полном света и простора храме, возвышающемся над землей своими главами и крестами, и в полумраке нижней церкви, и в этих глубокомысленных изречениях, начертанных на столбах, видна одна и та же мысль, одно и то же стремление, один и тот же молитвенный порыв к небу, к Престолу Царя Царей, которыми была переполнена душа строительницы".
Игуменьи Арсении было недостаточно тех трудов, которые несла она при постройке храма. 10 июля 1874 года, в день памяти святого Антония Печерского, смиренная подвижница приступила еще к новому дивному подвигу. Проводя весь день в заботах о постройке храма и другим делам по управлению обители, она по ночам начала рыть пещеры. Что заставило ее взять на себя столь великий труд - неизвестно. Чувствовала ли она необходимость смирять свою плоть физическим трудом, или сердце ее, переполненное любовью к Богу, не знало, чем выразить эту любовь? Про то ведала ее душа да сердцеведец Господь. Но пещеры эти воочию показывают нам как чрезмерный труд ее подвига, так и то, что, действительно, сила Божия в немощи совершается. Невозможно подумать, чтобы слабыми женскими силами могли быть вырыты те пещеры, которые существуют в монастыре, да притом вырыты руками, непривыкшими к физическому труду. Понятно, что и тут действовала особая сила Божией благодати.
Пламенная любовь ее к Богу, казалось, не знала пределов, ей хотелось прославить Его Святое Имя не только на земле, где воздвигала она Ему алтари, но и глубоко под землею желала она изобразить то, над чем чаще всего останавливался ее ум, чем всегда было переполнено ее сердце. "Даждь ми, да сердце мое не судит ино что ведети, точию Тебе распята", - сказано в акафисте Страстям Христовым*. Не этой ли мыслью, не этим ли святым желанием горело сердце подвижницы, когда она бралась за свой подвиг?
* Икос 9-й Акафиста.