Жизнеутверждающая книга о том, как делать только то, что хочется, и богатеть

Она понимала мою любовь к внедомашнему времяпрепровождению, но все же я становился непомерно надоедливой занозой. В учебе я был столь же плох; считалось, что я просто притягиваю к себе проблемы. Особенно такое мнение было распространено в старшей школе города Портри, находившейся в 45 минутах езды от Данвегана. Я не был ужасным ребенком; я не был задирой и, когда подрос, в драки совсем не лез, но примерно с 13 лет я сеял хаос всюду, где оказывался. У меня было значительно больше энергии, чем следовало, и достаточно товарищей, которые были более чем рады разделить со мной мое безумие.

Я был самым младшим среди одноклассников и в какой-то момент стал краш-тест манекеном для планов своих друзей – задумают они, например, прыжок какой-нибудь или пранк, и в качестве исполнителя непременно выберут меня. Изъяны плана выявлялись сразу же, стоило мне только рухнуть в какую-нибудь кучу и завыть от боли или оказаться в кабинете директора. Оценки я получал как придется. У меня все было неплохо с практическими предметами вроде труда, ИЗО или физики, но любой предмет, где нужно было что-то писать, например английский или история, вызывал у меня мучения. Позже мне поставили диагноз «дислексия», означавший, что чтение дается мне гораздо тяжелее, чем другим. Мое внимание быстро ускользало, и я часто ловил себя на том, что витаю в облаках во время уроков, рисуя в воображении новые трюки или продумывая какой-нибудь новый маршрут. Что мне до учебников? Я был весь сфокусирован на стене или лавке за окном.

В конце концов недостаток дисциплины привел к моему временному отстранению от занятий; последняя капля упала, когда меня поймали за броском конфетки в затылок водителя школьного автобуса. Однажды, когда он вез нас домой, все начали валять дурака, и я метнул шоколадный шарик прямо ему в голову. Бросок получился шикарным, но как только конфета с глухим звуком отскочила от его черепа, я понял, что мне конец. Он прямо-таки взревел, согнул спину, а его нога вдавила тормоз.

«Ну все, блин! Я вас полиции сдам!»

Я думал, что он шутил, мы все так думали. Автобус к тому моменту уже отъехал от школы на несколько миль. Но мы ошибались. Водитель развернулся и поехал к полицейскому участку Портри. Впрочем, и тогда никто всерьез не воспринял угрозу – до того момента, пока в автобус не вошел офицер и не потребовал объяснений. Мне стало дурно. Я был полностью уверен, что меня сдадут, однако все придерживались дворового кодекса; никто не проболтался, и в конце концов мы все добрались до дома. Тем не менее позже нам всем пригрозили групповым отчислением, так что в итоге я сознался, и меня отстранили от занятий. Атмосфера дома была не очень. От уроков я на время был освобожден, но оценки у меня были неважные, а полиция жаловалась на мои полуночные приключения. Короче, репутация моя стремительно ухудшалась. В довершение ко всему этому жестокая судьба распорядилась так, что констебль Кармайкл конфисковал мой Kona.

Это уже было слишком. Инцидент произошел, когда одним летним вечером мы с друзьями нашли брошенного плюшевого медвежонка около урны для мусора. На дороге в это время уже никого не было, так что я поставил игрушку посередине и попытался перепрыгнуть ее. Внезапно я услышал сирену. Мигалки тоже были включены. За считаные секунды развернулась прямо-таки сцена облавы на наркоторговцев. Констебль Кармайкл, мой друг легавый, с визгом шин выехал прямо на нас. Его машина была припаркована чуть поодаль, и, затаившись, он все это время наблюдал за нами.

«Погнали, бежим!» – закричал кто-то. Все разбрелись – кто-то спрятался в кусты; другие подались к находившейся неподалеку парковке; кто-то забежал за приемник для бутылок. Увидев Кармайкла, я тоже попытался дать деру, но он тотчас схватил меня и швырнул велосипед в стену. Он даже зачитал мне мои права.

«Дэниел МакАскилл, вы арестованы за опасную езду, – бесился он. – Все, что вы скажете, может быть использовано против вас…»

Полнейшее безумие. Помню, я подумал тогда: я просто катаюсь на велосипеде, я ничьи окна не бью, я ни на кого не наезжаю.

Меня притащили домой и проинформировали о том, что мой Kona конфискован полицией до конца лета. Хуже всего то, что меня собирались судить. Было страшновато. Когда зачитывались мои «преступления», в моей голове рисовались картины того, как меня сажают в детскую исправительную колонию, но, к счастью, до этого не дошло. Меня отпустили с предупреждением. У меня не было велосипеда, у меня были уйма энергии и целые каникулы, в течение которых нужно было хоть как-нибудь убить время. Весь остаток лета мне приходилось искать новые деструктивные и дикие способы: я скакал по сетям, разводил огромные костры и метал камни из своей катапульты в дом констебля Кармайкла.

Фрустрация переполняла меня.