Жизни и судьбы

Роды начались рано, на тридцать второй неделе. Шай, оглушенный страхом, метался по залу ожидания и даже, кажется, молился. Когда появилась Рут, он кинулся к ней и разрыдался.

– Ничего, сынок, все будет хорошо, – успокаивала его мать. – Здесь лучшее отделение для недоношенных детей. Будет у вас дочка, такая же славная, как наша Наоми, а у меня – внучка.

– Да плевать мне на детей! Если с Наоми что-то случится, я жить не смогу, понимаешь? Кретин, идиот, почему я не предохранялся! Я должен был ее беречь, Наоми – лучший человек на земле. За что ей такие мучения?

Когда к ним вывезли новорожденную девочку в инкубаторе, Шай, тупо глядя на сморщенный красный комочек в каких-то трубочках, думал только о Наоми.

– Состояние критическое. Мы пока поддерживаем состав крови, но долго так продолжаться не может. Необходима пересадка почки. Нужно ждать подходящего донора.

Наоми почти не приходила в себя. В бреду звала Шая – и отца.

Истерзанный ожиданием Шай ринулся в Бейт-Шемеш. После сумбурных расспросов в ешиве он разыскал отца Наоми, упал перед ним на колени и разрыдался.

– Наоми умирает! Умоляю, поедемте со мной в больницу! Она умрет, если вы ее не простите!

В больнице, едва взглянув на исхудавшую, до синевы бледную дочь, отец опустился на колени и зашептал слова молитвы. По щекам его катились слезы:

– Я прощаю тебя! Только живи, девочка моя!

Марина

Профессор Штерн сокрушенно покачал головой.

– Безнадежно. Даже если мы вытащим ее из комы, она уже не человек – растение. Жалко. Такая красавица. Ужасно. Ведь абсолютно здоровая женщина. – Он вздохнул. – Надо вызывать родственников и отключать ее от системы. И… Фрида! Ткани на совместимость проверяли?

– Конечно, профессор. Из тех, кто ожидает трансплантации, ее ткани подходят четверым: почки, легкие, сердце и роговица. Вот карточки.

– Да-да, я посмотрю. Погодите. У нас же на сердце только мужчины были запланированы. А тут женская карточка. Валентина…

– Совместимость, профессор. Нашим очередникам-сердечникам ткани не подходят. А эту женщину с обширным инфарктом привезли, она только на системе и держится. Кстати, сама врач, в поликлинике работает.

– Ну хорошо. Пусть так и будет. Можно бы начинать готовить их всех к операциям, но… Связывайтесь с родственниками. Кто у нее?

– Дочь. – Фрида уже набирала номер. После бесконечных гудков в трубке наконец послышалось «алло». – Марина? Я должна вам сказать…

– Мама? Что? Она…

– Ей хуже. Вам нужно приехать в больницу.

– Но я… я не могу. Мне срочно нужно домой, там… Я уже в аэропорту. У меня самолет через два часа.

Фрида приняла решение мгновенно. Через полчаса она уже была в Бен-Гурионе. Марина нашлась в одном из залов ожидания: изжелта-бледная, с глубокими серыми тенями вокруг запавших глаз, она абсолютно неподвижно сидела на краешке кресла и казалась скорее восковой фигурой из музея мадам Тюссо, нежели живым человеком.

– Марина!

– Фрида… извините, я сейчас плохо соображаю, я не перепутала имя? Фрида, так?

– Да-да, все правильно. Марина, вашей маме совсем плохо. Она держится только на системе жизнеобеспечения, и шансов, что удастся вывести ее из комы, никаких.

– Ну что вы от меня хотите? – взвилась Марина. – Чтобы я согласилась ее отключить? Давайте, я подпишу все, что нужно.

Фрида вздохнула. Предстояло самое трудное.

– Марина, поверьте, я вам очень сочувствую. Но я должна вам сказать еще кое-что. У нас в клинике большой список очередников на трансплантацию. Это умирающие люди, которых может спасти только своевременная пересадка. Ваша мама, вы правы, действительно очень здоровая женщина. Ее ткани, – Фрида постаралась избежать отталкивающего слова «органы», – подходят четверым. Если вы разрешите, это спасет четыре жизни.

– Вы… вы! – Марина попыталась вскочить, но не удержалась, ноги подломились, и она снова рухнула в кресло. – Вы думаете, я совсем чудовище? Что вы мне предлагаете? Чтобы я… Ведь это моя мама! Мама! – Марина почти кричала, так что на них уже оглядывались, но ей было все равно. – Как вы можете?!

– Могу, Марина, – твердо сказала Фрида. – Потому что те люди тоже умирают. Но вашей маме уже не помочь, а их еще можно спасти. Одна из тех, кто сейчас ждет пересадки – совсем юная девушка, почти ребенок, едва школу закончила. Она только что родила. Малышку мы выходили, но если матери срочно не пересадить почку, она умрет, и девочка – у нее тоже девочка, как и у вас, – останется сиротой. Марина, вы тоже мать…

– Да… – очень медленно и бесконечно устало выговорила Марина. – Только у меня все наоборот. Я уже смирилась с тем, что мама умирает, и я даже похоронить ее по-человечески не могу! Потому что у меня нет денег, чтобы перевезти тело домой. Но как смириться с тем, что может умереть моя дочь?! Я сто раз вам повторила, что ей нужна срочная операция, а вы мне предлагаете переживать о том, что осиротеет чей-то чужой ребенок!

– Но, Марина, послушайте…

– Да что слушать! – Марина вскочила и попыталась подхватить сумку, чтобы немедленно убежать от этой страшной женщины, которая требует от нее чего-то запредельно ужасного.

Но Фрида схватила ее за руку: