Жизни Кристофера Чанта (ЛП)

Кристофер вскинул подбородок и посмотрел Драйту в лицо. На гладком коричневом лице полностью отсутствовало какое бы то ни было выражение. Но Кристофер продолжал пристально смотреть, пытаясь за пустотой разглядеть личность. Чувства Драйта настолько отличались от его собственных и были настолько высокомерными, что на мгновение он почувствовал себя насекомым. И Кристофер вспомнил тот ледник в Седьмой серии, про который несколько лет назад Такрой сказал, что он напоминает ему двух людей. Кристофер понял, что одним из них был Драйт. Холодный и высокий, как ледник, Драйт был словно покрыт коркой таких древних знаний, что обычные люди не могли его понять. С другой стороны, дядя Тенни был вторым человеком, которого ледник напоминал Такрою. Кристофер тщательно выискивал в Драйте черты, похожие на дядю Тенни. В величественном лице Драйта не было ничего от фальшивого выражения дяди Тенни, но в нем не было и искренности. Кристофер с уверенностью мог сказать, что, как дядя Тенни, Драйт станет жульничать и лгать, если понадобится. Но главное их сходство заключалось в том, что оба были крайне эгоистичны. Дядя Тенни использовал людей. Драйт тоже.

– Кто ты такой? – спросил Драйт глубоким презрительным голосом.

– Я Драйт, – ответил Кристофер. – Драйт мира Двенадцать-А. Там это называется Крестоманси, но по сути это одно и то же.

От крайней наглости этого заявления у него задрожали ноги. Но Такрой сказал, единственное, что уважает Драйт – это гордость. Усилием воли Кристофер успокоил дрожь в коленях и состроил высокомерное выражение лица.

Невозможно было понять, поверил Драйт Кристоферу или нет. Он не ответил, а его лицо оставалось пустым. Но Кристофер почувствовал, как Драйт выпускает маленькие усики отклоняющейся, рябящей магии Одиннадцатого, проверяя его, прощупывая, чтобы узнать его сильные и слабые стороны. В глубине души Кристоферу казалось, что он весь состоит из слабых сторон. Но он подумал, что из-за странности здешней магии он понятия не имеет, каковы его силы, а значит, Драйт, вполне возможно, тоже.

Поляна позади Драйта заполнилась людьми. Их не было здесь вначале, но теперь они появились: светловолосая темнокожая толпа, одетая во всевозможное количество мехов – от крошечных набедренных повязок до длинных одеяний из медвежьей шкуры. Кажется, Драйт говорил:

– Можешь называть себя Драйтом, если тебе так хочется, но посмотри, какой властью обладаю я.

Все люди смотрели на Кристофера с презрением и неприязнью. Кристофер нацепил такое же выражение и уставился в ответ. И осознал, что его лицо уже привыкло к такому выражению. Большую часть времени, проведенного в Замке, он именно так смотрел на окружающих. Он испытал неприятное потрясение, обнаружив, что был так же ужасен, как люди Одиннадцатого.

– Зачем ты здесь? – спросил Драйт.

Кристофер отодвинул потрясение в сторону. «Если выберусь отсюда, постараюсь быть приятнее», – подумал он и полностью сосредоточился на том, чтобы, следуя советам Такроя, правильно ответить.

– Я пришел забрать кое-что, принадлежащее мне, – сказал он. – Но сначала позволь представить тебе мою коллегу – Живую Ашет. Богиня, это Драйт Одиннадцатого.

Страусиное перо затрепетало на голове Богини, когда она шагнула к острым кольям и снисходительно склонила голову. Судя по легкому подергиванию в лице, Драйт был впечатлен тем, что Кристофер привел с собой Живую Ашет. Тем не менее Богиня по-прежнему оставалась за забором.

– И, конечно, ты уже знаешь моего человека – Мордехая Робертса, – величественно произнес Кристофер, пытаясь подать это как предмет гордости.

Драйт опять ничего не ответил. Но люди позади него теперь сидели. Так, будто они были в таком положении всегда. К этому времени Драйт, кажется, говорил:

– Очень хорошо. Ты равен мне. Но хочу заметить, что мои последователи численно превосходят твоих – несколько тысяч к одному. И мои послушны малейшей моей прихоти.

Кристофер изумился, что ему удалось добиться хотя бы этого. Он попытался скрыть изумление, разглядывая людей. Некоторые разговаривали и смеялись, хотя он не слышал ни звука. Некоторые готовили еду над маленькими шарами голубоватого колдовского огня, который они, похоже, использовали вместо обычного. Здесь было очень мало детей. Двое или трое, которых видел Кристофер, степенно сидели, ничего не делая. «Я бы возненавидел жизнь в Одиннадцатом! – подумал он. – В сотни раз скучнее, чем в Замке!»

– Что за принадлежащая тебе вещь позволила тебе войти в мой мир? – в итоге спросил Драйт.

Наконец, они приступили к делу, хотя Драйт и пытался делать вид, будто Кристофер не стоит внимания. Кристофер улыбнулся и покачал головой, показывая, что принял слова Драйта за шутку.

– Две вещи, – ответил он. – Во-первых, я должен поблагодарить тебя за то, что ты собрал для меня жизни Габриэля де Витта. Это избавило меня от многих трудов. Но ты, похоже, сложил жизни неправильно и превратил Габриэля в мальчика.

– Я собрал их в форму, с которой проще всего иметь дело, – сказал Драйт.

Как всё им сказанное, эти слова были полны иных смыслов.