Жизни, не похожие на мою

На обложке дела супругов Л. я насчитал не меньше двадцати кредиторов, среди них были банки, арендодатели, кредитные учреждения, владельцы СТО и даже мелкие торговцы. Супружеская пара пользовалась кредитом, где только можно, и не смотря на то, что по отдельности размеры задолженностей не впечатляли, общая сумма выглядела очень внушительно. Месье и мадам Л. вошли в зал. Обоим было около тридцати, мужчина отличался крайней худобой и землистым цветом лица, его левую щеку периодически сотрясал нервный тик, зато румяная пышнотелая дама являла полную противоположность своему мужу, и если мадам А. на протяжении всего заседания едва сдерживала слезы, то она пребывала в полной апатии. Как выяснилось, пара недавно рассталась, но отвечать по долгам решила совместно. За женщиной сохранилась квартира, где она проживала с четырьмя детьми, мужчина ночевал в неисправной машине. Дама несколько месяцев работала официанткой, а ее бывший муж — агентом по продаже товаров на дому: пытался сбагривать огнетушители весом больше пятидесяти килограммов старикам, которые не могли даже приподнять их. Его уволили из-за низкого уровня продаж, а она оставила работу из-за сломанной машины: кафе закрывалось поздно ночью, когда автобусы уже не ходили, и добраться домой было не на чем. В довершение ко всему, оба оказались серопозитивны. Напрашивается вопрос, почему при ограниченных размерах социальной помощи, наличии крупного долга и практически нулевой надежде на «погашение всей задолженности в случае восстановления имущественного состояния», согласно действующей юридической формулировке, для них не установили факт гражданской несостоятельности, что означало бы списание всех долгов, а направили в комиссию по сверхзадолженности, не обладающую такими полномочиями. Долг четы Л. составлял почти 20000 евро. Их платежеспособность оценили — один Господь знает, как — в 31 евро в месяц. Этого оказалось достаточно, чтобы разработать десятилетний график погашения долга без малейшей надежды на его соблюдение. Но сверх того они ничего не просили, было видно, что люди измотаны и нуждаются в передышке, в нескольких неделях жизни без давления со стороны фирм по взысканию задолженностей, пустивших в ход все средства, несмотря на очевидную неплатежеспособность должников: на их почтовый ящик клеились броские красные стикеры, об их проблемах информировали соседей и даже приставали к детям с требованием передать родителям: «Если они не вернут долг, вас выгонят из дома. Папа и мама любят вас, они не хотят, чтобы вы ночевали на улице, поэтому попросите их заплатить то, что они должны. Может быть, они послушают вас, своих детей». «Мне не впервой сталкиваться с такой грязью, так все и происходит, — добавил Жан-Пьер, — но хуже всего то, что негодяи, занимающиеся этим сволочным делом, — такие же бедолаги, как и их жертвы. Их каждую неделю видишь в комиссии по сверхзадолженности, а когда спросишь, чем они занимаются, то выясняется, что на условиях почасовой оплаты они ишачат на конторы по вышибанию долгов, но как только в оборот берут их самих, не могут сообразить, что к чему». Короче, Жан-Пьер спросил у Л., не лучше ли будет, если он вынесет решение об их гражданской несостоятельности, и пояснил, что это означает списание всех долгов, но бывшие супруги отказались: все документы уже собраны, и они слишком устали, чтобы все начинать сначала. Жан-Пьер только вздохнул: «Но вы уже видели свой график погашения задолженности? Видели, что должны ежемесячно выплачивать по 31 евро?» Последовал утвердительный кивок с коротким «да», и у меня сложилось впечатление, что, скажи он 310 или 310000 евро, ответ был бы таким же. Прежде чем отпустить посетителей, Жан-Пьер решил убедиться, что они находятся под надзором служб социальной помощи, и где-то есть люди, к которым при необходимости они могут обратиться. Месье и мадам Л. снова ответили «да, да» и торопливо вышли, словно не могли больше находиться в этом зале и отвечать на неприятные вопросы. Установленный для них график погашения задолженности и официальная повестка были разосланы всем кредиторам. С возражением выступило только одно кредитное учреждение, но никто из их представителей в суд не явился: скорее всего, там трезво оценили ситуацию и посчитали дело заведомо проигрышным. Однако, выйдя из зала, чтобы пригласить следующих клиентов, секретарь суда вернулась с удивленным лицом в сопровождении мужчины в клетчатой рубашке. Он также пришел по делу месье и мадам Л., получив соответствующую повестку. Мужчина работал в «Интермаркете», и на него повесили два чека без покрытия на сумму 280 евро. Услышав это, я подумал, что «Интермаркет» не обеднеет, если недосчитается 280 евро. Но все оказалось не так просто: на самом деле речь шла не об «Интермаркете», а о небольшом продовольственном магазине самообслуживания, с которым был заключен договор о переуступке права пользования товарным знаком. Этот мини-маркет находился в Сен-Жан-де-Буме, небольшой деревне неподалеку от Розье, а мужчина в клетчатой рубашке был вовсе не циничным представителем крупной торговой фирмы, а низкооплачиваемым наемным работником, и если в кассе недосчитаются 280 евро, ему придется заложить эту сумму из своего кармана. Мужчина столкнулся с Л., когда они выходили из здания суда, он узнал их и, не скрывая разочарования, признал, что выглядели они не лучшим образом. «Вы сами это сказали, — со вздохом подтвердил Жан-Пьер, — поэтому я не собираюсь рассказывать вам байки. К сожалению, наступил момент, когда мы можем лишь констатировать факты. Мне не по силам тягаться с Банком Франции, я не могу найти деньги там, где их нет. Взгляните на опись: множество кредиторов, практически нет доходов, четверо детей, так что…» «Так что?» — переспросил работяга из деревенского мини-маркета. «А то, что вы видели график погашения. Банк Франции предложил им возместить часть долгов, остальные будут списаны». После непродолжительного молчания мужчина расстроенно пробормотал: «А-а… значит, вот так». И хоть он понимал, что рассчитывать на иной исход не приходилось, такой финал был ему не по душе, но особенно больно задевало то, что судья выступал в поддержку предложенного решения. С документом в руке Жан-Пьер встал с кресла, обошел стол и присел рядом с посетителем: «Смотрите, не все так плохо. График выплат рассчитан на 10 лет и, честно говоря, кажется мне несколько сомнительным, если учесть неустроенность их жизни. Но, обратите внимание: то, что они должны вам, списанию не подлежит. Согласно плану, пятьдесят три месяца вы не получаете ничего — за это время возмещаются долги приоритетным кредиторам, — затем девять месяцев вам выплачивают по 31 евро. Вполне вероятно, вы вернете ваши деньги через четыре года с хвостиком. Я не могу вам этого обещать, я не знаю, что с ними будет через четыре года, но это возможно». Мужчина в клетчатой рубашке ушел; разговор с судьей оптимизма ему не добавил, но и не лишил надежды.