Жизни, не похожие на мою

Он сказал это в тот день, когда встретился с семьей, потом повторил во время нашей первой встречи с глазу на глаз, и каждый раз я делал вид, что согласен с ним, хотя на самом деле в этом не уверен. Конечно, у меня нет ни оснований, ни права делать выводы по такому спорному, а скорее всего, неразрешимому вопросу. Высказываясь по этому поводу, я понимаю, что никак не затрагиваю этиологию рака, зато получаю возможность изложить свою точку зрения: с одной стороны, чисто интуитивно, я думаю, что рак — не та болезнь, что случайно сваливается вам на голову (во всяком случае, не всегда), с другой стороны, мне кажется, что в глубине души Этьен тоже так считает, либо делает соответствующий вид, но его пылкая риторика носит совсем не защитный характер.

Я перечитал «Марс» Фрица Цорна. Книга потрясла меня, как и большинство читателей, когда вышла в свет в 1979 году. Она начиналась так: «Я молод, богат и образован; а еще я одинок, несчастен и страдаю неврозом. Я получил буржуазное воспитание и вел скромную жизнь. Кроме того, я болен раком, что само собой разумеется, если судить по тому, что я только что сообщил. Ну, вопрос рака представляется двояко: с одной стороны, это болезнь тела, от которой я, весьма вероятно, скоро умру, но, возможно, мне удастся ее победить и выжить; с другой стороны, это болезнь души, в связи с чем я могу сказать только одно: вот шанс, что она, наконец-то, себя проявит».

Последняя фраза звучала так: «Объявляю себя в состоянии тотальной войны».

Удивительно, но факт остается фактом: Zorn, что в переводе с немецкого языка означает «гнев», это псевдоним, тогда как настоящее имя автора — Angst, то есть «страх». Между этими двумя именами, между двумя фразами заключен молодой представитель высшего общества, покорный и отчужденный, «воспитанный до смерти», как он сам говорит, ставший одновременно бунтарем и свободным человеком. Болезнь, страшное приближение смерти показали ему, кем он был, и кто он есть, — Этьен сказал бы: где он есть, — это называется излечиться от невроза. Перечитывая «Марс», я все время размышлял, как могла бы сложиться жизнь Фрица Цорна, если бы он выжил, о состоявшемся человеке, каким он мог бы стать, если бы ему было дано насладиться расширением сознания, за которое он заплатил столь высокую цену. И я подумал, что для меня таким состоявшимся человеком был Этьен.

Я не стал говорить ему ни об этом, ни о другой книге, не столь известной, но оказавшей на меня этим летом почти такое же воздействие. Она называлась «Книга Пьера: психика и рак», это долгая беседа Луизы Ламбриш[28] с психоаналитиком Пьером Казенавом. Он пятнадцать лет болел раком и умер до выхода книги в свет. Казенав называл себя «носитель рака», а не «больной раком». «Когда мне сообщили, что у меня рак, — сказал он, — я понял, что он был у меня всегда. В этом заключается специфика моей личности». Он стал специализироваться на психоанализе для больных раком, основываясь на собственной предпосылке, апробированной на большинстве пациентов. Смысл ее сводился к тому, что «худшее из страданий — то, которое нельзя разделить». Чаще всего больной раком страдает вдвойне: прежде всего, он не может разделить со своим окружением испытываемый им страх, во-вторых, под этим страданием кроется другое, застарелое, сложившееся еще в детские годы, никем не разделенное и не замеченное. А это и есть самое страшное: носить все в себе без поддержки и участия близких.