Жизни, не похожие на мою

Когда мы снова оказались во дворе, грузовика с трупами уже не было. За воротами, в тени огромного баньяна, возвышавшегося у края дороги, на высохшей колючей траве сидели какие-то люди, человек десять. Все белые, в изодранной одежде, испещренные порезами и синяками. О перевязке, похоже, никто даже не вспоминал. Когда мы подошли, они обступили нас, и в разговоре выяснилось, что каждый из них кого-то потерял: жену, мужа, ребенка, друга, но, в отличие от Дельфины и Жерома, они не видели их мертвыми и продолжали надеяться на лучшее. Первой свою историю рассказала Рут, рыжеволосая шотландка лет двадцати пяти. Она с мужем Томом снимала бунгало на пляже, они только что поженились, и это было их свадебное путешествие. Когда пришла волна, они находились на расстоянии десяти метров друг от друга. Рут подхватил бешеный поток, но ей удалось спастись, как Филиппу, и с тех пор она разыскивает Тома. Она искала его всюду: на пляже, среди развалин, в деревне, полицейском участке, потом узнала, что тела погибших свозят в больницу, и с тех пор безотлучно дежурит у ворот. Несколько раз Рут заходила на территорию больницы, наблюдала за разгрузкой и погрузкой грузовиков: одни привозили новые трупы, другие увозили тела на кремацию. Она не спала, не ела; люди из больницы советовали ей отдохнуть, обещали сообщить, если появятся новости, но она не желала уходить, она хотела быть здесь, с другими несчастными, а те не покидали этого скорбного места по той же причине, что и она. Очень скоро стало ясно: рассчитывать на хорошие новости не приходится. Но люди хотели быть здесь, когда из грузовика будут выгружать тело того или той, кого они любили. Рут находилась здесь со вчерашнего вечера и была в курсе всего происходящего. Она подтвердила, что тела европейцев незамедлительно переправляли в Матару, где было больше места и, говорят, имелась холодильная камера. Что касается тел местных жителей, то в больнице ждали, когда за ними придут родственники, но большинство семей, особенно рыбацких, жили почти у самой воды, поэтому выживших практически не было. И через день невостребованные трупы отправляли на костер. Все делалось как-то хаотически, наспех. Электричества не было, телефоны молчали, завалы на дорогах не давали проехать, и помощь извне прийти не могла, да и что это значит — извне, когда территорией бедствия стал весь остров? Беда коснулась всех без исключения; теперь те, кому повезло, ищут погибших родственников. Рут говорила это, хотя видела, что нас с Элен судьба пощадила. Мы были вместе, живы и здоровы, чисто одеты и никого не искали среди погибших. После визита в ад мы вернемся в отель, где нам подадут обед, искупаемся в бассейне и поцелуем детей с мыслью, что для нас все обошлось благополучно. Угрызения совести ни к чему хорошему не ведут, это пустая трата времени и душевных сил. Я прекрасно понимал это, однако же мучился и хотел лишь одного — чтобы все поскорее закончилось. Элен, напротив, не обращала на состояние души никакого внимания. Она делала то, что считала нужным, и ее не волновало, что кому-то ее помощь могла показаться смехотворной. Она была внимательной и конкретной, задавала вопросы, не упускала ни одной детали, которая могла оказаться полезной. Элен взяла с собой все наши наличные деньги и раздала их Рут и ее товарищам по несчастью. Она записала их имена, а также имена и приметы пропавших без вести: завтра она постарается съездить в Матару и поискать их там. Кроме того, она взяла у всех домашние телефоны, чтобы связаться с их родственниками в Европе или Америке и передать: я видела Рут, с ней все в порядке; я видела Питера, он жив и здоров. Элен предложила желающим отправиться с нами в отель: пока один-два человека будут тут дежурить, остальные смогут поесть, помыться, сходить к врачу, потом они вернутся и сменят своих товарищей. Однако никто не согласился пойти с нами.

Из всех белых, сидевших под баньяном у ворот больницы, я особенно хорошо запомнил Рут — больше всего мы разговаривали именно с ней, а потом встретились еще раз, — и полноватую, коротко стриженую англичанку среднего возраста, потерявшую свою подругу — «my girlfriend», как она говорила. Я живо представил себе пару стареющих лесбиянок, живущих в маленьком английском городке и занимающихся на досуге общественной деятельностью, их уютный, любовно обставленный дом, ежегодные поездки в дальние страны, аккуратные альбомы с фотографиями. А теперь все полетело в тартарары. Уцелевшая возвращается в пустой дом. На кухонном столе стоят кружки с их именами, только одной из них уже никто не воспользуется. Полная женщина прячет лицо в ладонях и беззвучно рыдает, понимая, что осталась одна, и ей суждено жить в одиночестве до конца своих дней.