Жизни сестер Б.

– Ты пытаешься утешить, но меня будто посылают на смерть, когда я хочу жить. Впрочем, я и со смертью на время справлюсь – ради тебя, если пообещаешь мне писать и не забывать о наших историях! Интересно узнать, что случится с графом Тримальди, который решил захватить Нижние земли… Нет, госпожу Титер убивать нельзя, чтоб никакой бойни с участием Титер! В противном случае кто же спасет благородную династию Тартарианов?.. Да, а вот с мудрым пастухом можешь разделаться, если нужно, он тот еще брюзга и зануда. Но я не закончила! Дай мне договорить, а то я так и не дойду до сути. Я готова вынести все невыносимое, если ты вложишь заработанное мной в наше будущее! Я буду усердно трудиться днями и ночами, чтобы обеспечить тебя необходимым. Ты выручишь нас, помогая самому себе, – не забывай об этом. Обещай мне!.. Брен, скажи вслух: зная, что ты приложишь усилия, я смогу держаться на плаву!.. Спасибо… Конечно, я тебе верю, а как же иначе? Еще вон те туфельки, пожалуйста… да, таких крошечных ты никогда и не видел… Да не била я тебя ими по спине! И перестань хвататься за голову, что за нелепость. Ладно, иди приляг. Через шесть лет вернусь неузнаваемой старой девой с бородавками и скрюченными пальцами, вот тогда и поговорим. Я стараюсь отбросить страх, иди уже, иди! Брата хуже и не придумаешь.

Зима: в галошах хлюпает снежная каша

Уже на выходе папа дарит Лотте красивую ручку, чтобы она могла нам писать. Она поправляет ему галстук, хотя папа не в восторге от чрезмерной женской заботы. Эм и Лотта соприкасаются лбами. «Я тебе напишу», – шепчет Лотта. «На ответ даже не рассчитывай, – говорит Эм. – Я не мастер самовыражения». «Значит, ради меня научишься», – настаивает Лотта. «Вряд ли», – откликается Эм. «Тогда пообещай, что будешь обо мне думать!» – «А это я могу! Буду думать о тебе всякий раз, как пройду мимо твоей койки». На этих словах Лотта заходится слезами. «Чего ты дразнишься!» – «Ну а ты плачешь по любому поводу!» – отвечает Эм, все-таки сжимая Лотту в объятиях. «Веди себя хорошо», – наказывает она мне, хотя я никогда не вела себя плохо.

Распрощаться с Бренуэллом сложнее всего, он же вроде как ее вторая половина, поэтому она говорит: «Как же я теперь без тебя?» Он не в силах что-либо сказать, мешают слезы и бормотание Лотты, но наконец Брен выдавливает: «Ты будешь мной гордиться!», а она рукавом утирает и свои, и его щеки.

Зима: новая снежная тишина

Дому нелегко приноровиться к новому состоянию. Громко звенит тишина, странно слышать отсутствие шагов. Кухня, коридор, наши койки поражают простором. Беседы прерываются, так как мы ожидаем реплик о того, кого рядом нет: не хватает то шутки, то веселого ответа, то остроумного замечания. Кажется, что весь день сейчас перевернется из-за чьего-то настроения, и поэтому мы следим за языком, чтобы не досталось. А затем привыкаем, и пустота исчезает.

Тетя обнаружила ботинки с меховой оторочкой, подарок от Брена «хорошей и милой старушке». Говорит, ногам в них «довольно» тепло, и не важно, что при ходьбе она теперь громко топает, хотя все остальные звуки, в смысле, издаваемые нами, «страшно действуют на нервы».

Примечание: я бы хотела познать себя, но пишу только о семье: меня интересуют именно они! Неужто такова участь младших? Я бы не прочь быть собой, только вот не знаю, каково это!

Еще я поставила перед собой задачу описывать погоду новыми способами: если уж обрисовывать картину, надо быть оригинальной. Продолжу в том же духе, хотя получается неважно, ведь погода волнует меня не больше, чем одежда и обстановка: Эмили сидела на кривом стуле в мятом платье, жалуясь на дождь, который был, как и все дожди, мокрым!

Весна: легкие облака, блуждающий ветер, Брен хочет пойти в коротких брюках, остальные одеваются тепло

В письмах Лотта не упоминает ни подруг, ни книги, ни идеи. Рассказывает о скуке, несчастье и ежедневных оскорблениях, которые она готова терпеть ради того, чтобы Бренуэлл чего-то добился. Правда, он сам еще не понял, чего именно и как хочет добиться, но Лотту это ничуть не беспокоит. Если бы я уехала, то старалась бы, несмотря на обстоятельства, сохранять разум чистым и не стала бы делиться своими страданиями.

Лето: весна или лето, смотря кого спросить

Брен купил себе галстук, не пойму только, где он раздобыл деньги. Встает в позы перед зеркалом и говорит: «Прошу прощения?», а затем (уже в новой позе): «Бренуэлл Бронти, рад знакомству!» Увидев, что за ним наблюдают (я рассмеялась), он сбегает; тетушка ругается.

Папа не знал, что это Лотта уже давно прибиралась у него на столе, и теперь удивляется беспорядку, не понимает, кого винить. Он возил Эмили в тир пострелять, якобы у нее есть способности. Заниматься каким-то делом может лишь тот, кто не сомневается в успехе, – такая у папы логика, прямо замкнутый круг. Именно по этой причине меня стрельбе не учат.

«Я уверенно себя чувствую с пистолетом», – только и говорит сестра.