Его преемник на папском престоле Бенедикт XI обнародовал буллу, в которой предавал Ногаре и его четырнадцать соратников анафеме. Но удар был нацелен в короля Франции. Однако Бенедикт вскоре умер, как говорили, объевшись фигами. Естественно, повсюду ходили слухи, что фиги были отравлены. Кто знает? Ногаре торжествовал: «Господь, чье могущество превыше всех церковных и светских владык, поразил господина Бенедикта, чтобы он не мог более меня обвинять». Кардиналы избрали новым папой архиепископа Бордоского Бертрана де Го, который принял имя Климента V.
Излишне часто повторяли, что Климент состоял на жалованье у Филиппа Красивого. Это слишком поспешный вывод. Конечно, король и Ногаре всячески интриговали, чтобы конклав выбрал нужного им человека, но вряд ли они выдвигали кандидатуру Бертрана де Го, который к тому же не присутствовал на выборах. Впрочем, король и легист согласились признать нового понтифика, дав ему понять, что в его же интересах проявить сговорчивость. В любом случае, ситуация в Риме была небезопасной, и папа решил обосноваться в Авиньоне. А поскольку на противоположном берегу Роны начиналась территория французского королевства, Филипп Красивый мог с легкостью наблюдать за тем, что происходило в новой папской столице.
Надо сказать, что Бертран де Го был одним из тех, кто отказался участвовать в нападках на Бонифация VIII. Возможно, он даже испытывал враждебные чувства к Филиппу Красивому. Но при этом он был прирожденным дипломатом, настоящим экспертом по части уверток. Он часто противодействовал Филиппу Красивому, причем с такой ловкостью, какой от него в общем-то никто не ожидал. Он прекрасно понимал, чем грозило Церкви объявление еретиком Бонифация VIII, даже после его смерти. Это могло пошатнуть сам институт папства. Вот почему Климент V приложил все усилия, чтобы оттянуть начало посмертного процесса над Бонифацием: для этого ему пришлось уступить французскому королю в других вопросах, в том числе затрагивавших тамплиеров. И чтобы выиграть время, он постарался успокоить рвение Филиппа, превознося его до небес.
По правде говоря, Клименту было довольно тяжело поддерживать равновесие сил. Изо дня в день росло число обвинений: утверждали, что покойный папа был не только еретиком, но и магом, колдуном. У него якобы был «свой собственный демон, с которым он советовался по всякому поводу» (Ногаре). Позднее стали говорить, что папа приютил не одного, а трех демонов: одного ему подарила некая итальянка, другого, более могущественный, Бонифаций получил от какого-то венгра, и, наконец, самого сильный демон достался понтифику от Бонифация да Виченце. Кроме того, папа повсюду носил с собою «дух» в мешочке, подвешенном себе на палец. И кардиналы, и клирики якобы видели, как в этом мешке мелькала голова то ли человечка, то ли животного. Нашлись люди, которые будто бы слышали, как будущий Бонифаций во время избрания папой Целестина V разговаривал с демоном, запертым в комнате, наполненной ладаном. И если уж ему удалось спастись из плена в Ананьи, то не благодаря божественному вмешательству, а дьявольской помощи. Анекдотов подобного рода становилось все больше и больше: их появлению немало способствовали Колонна, а Ногаре тщательно скапливал эта россказни, расцвечивая их колоритными деталями. Естественно, нашлись свидетели, полностью подтверждавшие реальность этих слухов. Кажется, что многие из них особенно настаивали на том, что у Бонифация был свой «идол», которому он поклонялся. Возможно, это не было случайностью: ведь в обвинениях, выдвинутых против тамплиеров, значимое место занимал знаменитый «бафомет» — бородатая голова с двумя лицами, так заинтриговавшая последующие поколения исследователей.
К делу Бонифация прибавляется сходный по сути процесс над Гишаром, епископом Труа, также обвиненным в колдовстве и порче, сговоре с демонами и участии в дьявольских обрядах. Ногаре воспользовался этим процессом, значительно его приукрасив, чтобы спровоцировать Климента V: ведь по логике системы именно папа, не защитивший Церковь от ереси — ереси Бонифация, епископа Труа и
Дело тамплиеров также начиналось в подобных условиях: со слухов и сплетен, появления свидетелей, так или иначе состоявших на жалованье у Ногаре.