Жизор и загадка тамплиеров

Но кем был этот св. Бернард, которого льстецы считали прорицателем, а ненавистники — истериком? Он был сыном бургундского кастеляна и принадлежал к рыцарскому роду, в котором были еще живы представления об общности семейных и земельных интересов. Он провел свои первые годы в замкнутом мирке, где царили законы семейной солидарности и вендетты. Поэтому понятно, почему он, осознав, что у него иное призвание, стал монахом только после того, как убедил своих братьев последовать его примеру. Или придерживаться духа семейственности, или нет — для Бернарда никогда не существовало полумер. В двадцать лет он вошел в аббатство Сито, только что основанное клюнийцем Робертом де Молемом, который видел в богатстве, удобствах и могуществе бенедиктинцев источник духовного падения. Роберт захотел вернуться к изначальному монашескому уставу — уставу Св. Бенедикта и ирландца Колумбана. Бернард был воодушевлен этой реформой монашеской жизни. Как Роберт де Молем и его преемник Стефан Гардинг, он будет проповедовать аскетизм, бедность, нравственную чистоту — неотъемлемые условия величия души. Бернард выделялся истовой верой, энтузиазмом, исключительной волей и стойкостью. Все эти качества дополнял замечательный ум. Когда по совету Стефана Гардинга монахи, посланные вместе с ним в монастырь Клерво, который задумали основать цистерцианцы, Бернарда выберут аббатом, он станет властителем душ христианского мира, чьего ответа ждали, прежде чем принять любое решение — ведь его слова слыли словами Божьими. Лишь немногим доводилось достигать такой власти благодаря душевным добродетелям. Но если власть его над окружающими людьми была несомненной, то власть, которую он имел над собой — точнее, пытался иметь, — была не менее велика.

Бернард Клервоский понял, что человек раздираем на части своими желаниями и в этом разладе кроется причина его несчастий. Для него возврат к единству мог свершиться только по образу и подобию Христа. Но какого Христа? Того, кто умер на кресте, или Христа торжествующего, которого можно было увидеть на портиках некоторых романских церквей? Никому не дано этого узнать. Агиографы св. Бернарда обходили стороной этот вопрос. Нужно было вписать его в вереницы почитаемых христианских святых, которых без опасений можно было бы представить всему миру. Однако не все было так просто: вокруг Бернарда было слишком много тайн.

В нем видели наследника западной традиции, восходящей к друидам и их предшественникам. Рене Генон назвал его «последним друидом Галлии». Абсурдное утверждение. Вся жизнь Бернарда свидетельствует об обратном. Не было человека, более преданного Римской церкви, большего сторонника централизации и универсалистских взглядов, чем он. А друидическая традиция, возрожденная в рамках ирландского и бретонского монашества и медленно проникавшая в континентальное бенедиктинское послушничество, никак не совпадала с убеждениями Бернарда. Рим в VII веке сделал все, чтобы уничтожить кельтское христианство, потому что оно не соответствовало модели, созданной стараниями пап и их помощников, и иначе истолковывало евангелическое послание.[23] Если бы эта проблема встала в XII веке, нет никаких сомнений, что Бернард обрушился бы на кельтское христианство с тем же пылом, какой он продемонстрировал в деле против Абеляра, чьи воззрения показались клервоскому аббату слишком рационалистичными и заумными, чтобы быть понятыми основной массой верующих.

Убежденный страж веры и единства Церкви, Бернард понимал, что участвует в развитии общества и в какой-то степени воздействует на жизнь монашества: поэтому он не мог оставаться безразличным к просьбам Гуго де Пейена и его соратников. Для него понятие мирского все еще не отделилось полностью от сакрального. Согласно этому пониманию мира, существующего по божественным законам, которые надлежит знать и истолковывать, человек, как и государство, полностью погружен в жизнь, представляющую собой движение к искуплению. От неба, земли и до самых глубин ада христианский мир является огромным и неделимым организмом. Это был идеал Бернарда Клервоского. Он будет защищать его всю свою жизнь. В этой концепции нет ничего общего с гибкой доктриной друидов и аббатов-епископов ирландских монастырей раннего средневековья. Но это объясняет интерес аббата Клерво к рыцарям тамплиерам.