Жизор и загадка тамплиеров

В самом деле, тамплиеры называли себя христианами, умирали по-христиански, желали слушать мессу, исповедались, причащались, получали соборование. И однако эти же люди сознательно — пусть даже устами, а не сердцем — совершили ритуальное отречение от Иисуса. Это невероятно и необъяснимо… Была выдвинута гипотеза о катарском влиянии. Сформулировать ее действительно можно, тем более что процесс тамплиеров происходил всего через шестьдесят три года после костра Монсегюра. Известно также, что во время крестового похода против катаров тамплиеры вели себя скорей сдержанно и что некоторые из них помогали «добрым людям». Можно не говорить об общем сговоре между тамплиерами и катарами, но надо признать, что некоторые случаи снисходительного отношения и даже союзов были. В частности, в Разесе собственники, подозревавшиеся в катаризме, доверяли свое имущество тамплиерам из страха, что его захватят королевские агенты. Возможно также, что во время избиения катаров некоторое число «патаренов», как их иронически называли, вступило в орден Храма, чтобы найти убежище. О том, что в этом аспекте орден имел характер «иностранного легиона», особенно в конце XIII века, нельзя забывать. И эти катары, став тамплиерами, в самом деле могли изменить доктрину ордена Храма. Но этот орден едва ли имел доктрину, по крайней мере официально.

Этих чисто исторических замечаний недостаточно, чтобы сделать вывод о присоединении. Такую гипотезу надо рассматривать лишь в другом плане. Прежде всего — пропуск слов в формуле освящения. Согласно признаниям, полученным инквизицией, эти слова пропускали и некоторые католические священники, тайно поддерживавшие верования катаров; несомненно, таких священников было немного. Что касается тамплиерских священников, непохоже, чтобы они выполняли просьбы о пропуске слов молитвы.

Отречение также напоминает о том, что катары не признавали символ креста как орудия казни Бога. Но нигде ни словом не упоминается, чтобы катары отрекались от Иисуса или плевали на крест. Они вовсе даже не отрекались от Христа — они почитали в нем Небесное существо и отнюдь не отрицали его воплощения, то есть того, что он снизошел на землю во плоти: напротив, он указал путь к восхождению в Царство Света. Тогда как тамплиеры, если мы правильно поняли, отрекались в Иисусе от Бога, а не от человека, человека же этого они отвергали. Так что аналогия далеко не доказательна.

К тому же в ордене Храма не было никакого инициационного процесса, по крайней мере для того, чтобы стать экзотерическим членом ордена. Если инициация была — что очень вероятно, — она касалась лишь отдельных его членов и происходила только после приема в орден. И главное, в ордене Храма не было никакого особого обучения, тогда как у катаров, как у всех еретиков, практиковалось обучение доктрине, порой в широких масштабах.

Наконец, катары следовали жизненным правилам, совершенно непохожим на тамплиерские. Во-первых, катары отказывались воевать и проливать кровь, тогда как тамплиеры были монахами-воинами: это противоречие выглядит непримиримым. Во-вторых, катары жили в нужде. О тамплиерах этого совсем нельзя сказать: если они и давали обет личной бедности, то не нуждались ни в чем, а богатств у них было даже с избытком. В-третьих, катары по возможности воздерживались от участия в церемониях христианской церкви: если они и делали это, то лишь в целях маскировки. Позиция тамплиеров была совершенно противоположной: они, даже в тюрьмах, во что бы то ни стало домогались присутствия на мессах и участия в таинствах. А ведь известно, что катары ни в каких таинствах участвовать не желали, признавая только одно — знаменитый Consolamentum. В-четвертых, принципиально отличалось отношение тех и других к смерти. Катары не отрекались от своей веры даже под угрозой костра. Если сколько-то катаров «раскаялось», вернувшись в лоно Церкви, надо признать, что большинство из них предпочло умереть, чем отречься от веры. А вот тамплиеры, вовсю разоблачая «дурные обычаи», просочившиеся в орден, фактически старались только спасти свою шкуру: почти никто из них, начиная с сановников, не пожелал рискнуть жизнью, чтобы опровергнуть «вздор», о котором говорил Жак де Моле.

К тому же инквизиторы в начале XIV века были прекрасно осведомлены о доктрине и обычаях катаров — это были самые привычные объекты их процессов. Если бы они нашли какое-либо сходство между новой ересью, которую теперь открыли, и давно знакомой, они бы не преминули упомянуть об этом. То же можно сказать и о подручных Филиппа Красивого: они бы с радостью включили в обвинения грозные факты, позволяющие уличить тамплиеров в этой мерзкой ереси. Нет, говорить о катарском влиянии на орден Храма невозможно. Эти два воззрения на мир и на религию принципиально различны.