Жлобские хроники (СИ)

Один из братьев оскорбился и попытался плюнуть в меня. Какое святотатство! Он накачал полный рот слюней, сделал губы трубочкой, вздохнул и… захлебнулся. Посиневшего, его оттащили подальше от Черты и стали стучать им по земле в надежде спасти.

— Мы под защитой Высших Сил! Понятно, мать вашу? — заорал я и еще раз показал им грыжу, одновременно лягая пытавшегося увести меня Одноглазого.

— Зачем так шумите, приятели? — три храмовых дозорных неслышно появились в коридоре, ведущем в святая святых Долины. Одеты они были во все серое. Начиная от глаз, и кончая ногтями. Суровые одинаковые лица, скупые отточенные жесты, серые латы одного размера и фасона.

— Приятель дозорный, — вытянулся смирно я. — Меня зовут Скок, а это Одноглазый. Мы из семьи Водопада и несем донесение чрезвычайной важности о внешнем вторжении. Донесение от приятеля Старика приятелю Главному Бюрочлену Главному Слушающему богов Галию.

— А это что за приятели? — дозорный указал на сгрудившихся у входа, но не решающихся войти братьев Залетухи.

— Не знаю, приятель дозорный. Эти люди всю дорогу мешали нам добраться сюда. Сначала действовали подкупом, предлагая соль счастья и пигалиц, а когда мы отказались они захотели убить нас. Мы чудом спаслись, — закончил врать я и шепотом добавил, — и я боюсь, что они совсем не приятели, уж больно им не хотелось, чтобы донесение дошло до приятеля Главного бюрочлена.

— Так вы что, имели контакт с иностранной разведкой, я вас правильно понял? — сверкнув глазами, спросил Дозорный.

— Ой, я со столькими пигалицами имел контакт, что всех и не упомню, — откровенно признался я, и похолодев от внезапного предчувствия, поинтересовался. — У нее что, тоже проблемы?

Дозорный удивленно округлил глаза, затем резко сощурился и предложил:

— Пройдемте к старичку-мозговичку, — и мы зашли в боковую пещеру.

В ней в небольшой нише возлежал совершенно черный древний старик, и казалось, спал, но при нашем приближении он раскрыл блестящие пронзительные глаза, и объявил:

— Этот — Одноглазый из Семьи Водопада, родился в год Слепого Таракана. Мать — Трехглазка, отец — Двузрачок. А это Скок, оттуда же, родился в год Ненасытного Танцора, мать его Плясунья, а отец — Одноглазый, вот этот, — указал старичок-мозговичок на моего учителя.

Дедушка Рэммерих рассказывал нам как-то об одной очень жаркой и влажной долине, где очень любят слагать слезокапые сказания о детях, которые теряют родителей, или которых крадут крысы, но не съедают, а оставляют им наследство, или… в общем много чего бывает в этих сказаниях, но потом выросшие дети узнают либо в своих женах, либо во врагах отцов-матерей, и все кончается хорошо. Слушаешь, бывало, дедушку Рэммериха, и плачешь сначала от невообразимых страданий героев, а потом от счастья, что вот как все в жизни хорошо кончается, радостно — и пигалицу красивую нашел, и отца одновременно обрел, причем в одном и том же лице. Вот и мне захотелось ввернуть что-нибудь этакое, слезливое, но не могу лгать, нет не могу. К тому же зачем мне нужен такой папаша, как Одноглазый, инвалид по зрению?

Честно говоря, когда старичок сказал: ”а отец…”, я внутренне сжался, готовый к чему-то вроде “Дарующий День”, или “Создавший Мир”, но услышав имя своего родного папули “Брехун”, подумал: “Хорошо же кто-то из богов замаскировался под отца, даже мозговичок ничего не заметил”.

— Вы можете идти, приятели, — удовлетворенно кивнул дозорный. — В приемной вас встретят и выслушают.

Мы двинулись по туннелю, ведущему в сторону Храма. Внутренняя отделка прохода поразила мое воображение: чистый ровный пол, красивые гладкие стены, украшенный самоцветами потолок.

— Смотри, смотри, Одноглазый, они используют соль счастья для украшения. Ах, какая клетка с золотой птицей, интересно, чем они ее кормят? Ого-го, вот это пачкотня, Рубцу и не снилось. Это же Богиня, Одноглазый, глянь, как живая.

— Никакая это не богиня, Скок, а самая настоящая троллиха.

— Ну, Одноглазый, только не в Храме, так близко от богов! Прошу тебя! Ого! Какие буки! А я думал, что у меня большие. А это что? — я испуганно замер перед невидимой преградой, за которой стояли мы с Одноглазым.

— Вот, Скок, давно мечтал привести тебя сюда. Это знаменитая Стена Отражений, — с каким-то непонятным мне пафосом начал говорить Одноглазый, и я решил его приструнить.

— А то я и сам не вижу, что это отражение? Что я никогда на себя в воде не смотрел?

— В воде ты никогда не сможешь увидеть то, что видно здесь. Скажи мне, как ты думаешь, Скок, глаза прозрачные?

— Конечно! Я же через них смотрю.

— А где у человека располагается ум?

— Это смотря у кого. Точно не знает никто. Старик, например, часто утверждает, что мы все думаем исключительно…

— Конкретнее, Скок!

— Лично у меня в голове, а у тебя там где Старик говорит.

— Значит, если посмотреть кому-нибудь в глаза, то можно увидеть, что у него в голове, так ведь?

— У меня без сомнения да, а у…

— Ну вот, Скок, можешь полюбоваться на свой большой-пребольшой ум. Смотри внимательнее, а то вдруг не заметишь.