Жмурик, или Спящий красавец по-корейски

Глядя на себя в зеркало в ванной, я к этому утверждению относилась куда скептичней, чем обычно. Синяк на пол лица, с великолепным фиолетовым отливом. Опухший нос, ещё один лиловый отлив по краю волос, разбитые губы…

Ниже смотреть было как-то даже страшно. Потому что чем дальше в лес, тем больше я себе напоминаю тот самый неопознанный кирпич из советского мультфильма про Алису Селезнёву.

Как там? А давайте я его стукну! И он станет фиолетовым в крапинку! Вот так я сейчас примерно и выгляжу. Прям мечта мазохиста и фетиш садиста в одном субтильном теле. Которое болит везде, где можно и везде, где нельзя. А ещё хочет жрать.

Вот последнее, кстати, самое актуальное на данный момент. Хотя бы потому, что поесть необходимо, не смотря на все бурные и не очень протесты многострадального желудка, выворачивающегося на изнанку только от одной лишь мысли о еде. И плевать он хотел, что рвать меня банально уже нечем.

Тихий стук в ванну отвлёк от созерцания чудесной картины и, коротко вздохнув, я хрипло откликнулась, включая холодную воду:

— Не боись, Жмураэлло, хоронить меня пока рановато. Так что отменяем прибытие похоронного агента, отправляем труповозку по известному адресу и тихо мирно ждём на кухне, когда ж туда выползет бледная тень отца Гамлета… В смысле, когда туда я выползу. С тебя чай.

И на такой вот оптимистичной ноте, я всё же засунула голову под воду, закрыв глаза и стараясь не думать. Ни о чём. Вообще. Не вспоминать, почему напоминаю сама себе жертву разборок футбольных фанатов, не пытаться понять, с чего вдруг беспокоюсь и так забочусь о бедном Жмурике и с какого коня неподкованного я вчера ему, незнакомому и совершенно чужому мне человеку рассказала не только, что случилось, но и кто в этом самом «случилось» виноват!

Ну, исключая моё ослиное упрямство, конечно же. Его винить смысла нет, оно просто есть. И эта данность, с которой я жила, живу и буду жить. Надеюсь. Если смогу понять, как выйти из мёртвой петли, не потеряв ни горячо любимую работу, ни собственную, не менее горячо любимую жизнь.

Повторный стук в дверь вызвал противоречивые чувства. С одной стороны опека и беспокойства зомбика было приятно. С другой, он мне своим вмешательством мешал спокойно страдать и заниматься самоуничижением с присущей мне основательностью и любовью к этому делу. И самое страшное, что проигнорировать его внимание было просто невозможно.

Когда я в прошлый раз попыталась засесть в ванной и пострадать, Жмурик не стесняясь дёрнул дверь так, что щеколды она лишилась моментально. А вместо того, что бы осознать всю ошибочность собственного поведения и смутиться от моего укоризненного взгляда, он так на меня посмотрел, что стыдиться и нервно прятать взгляд пришлось уже мне. Парень же подошёл ближе, обхватил моё лицо ладонями и минуты две внимательно и требовательно глядел на меня.

После чего легонько коснулся кончиками пальцев опухоли на переносице и отрицательно помотал головой, выйдя из ванной. И как ни странно, смысл этого немого послания не понять было просто невозможно. К тому же, вряд ли в моей кладовке найдётся ещё один крючок, а в магазин меня пускать можно только в качестве оружия массового поражения.

Вздохнув, я выключила воду и накинула полотенце на голову, выползая из своего теперь уже далеко не тайного убежища. На пороге кухни меня отловили за руку, осторожно промокнули волосы, недовольно цокнув языком, и отобрали полотенце. Ещё и укоризненным взглядом наградили, подталкивая в спину в сторону свободной табуретки.

— Гад, — как-то обречённо выдала, осознавая, что я даже разозлиться на него толком не могу. Только не на эту молчаливую заботу, поддержку и опеку.

Ну не могу и всё тут!

Насмешливо фыркнув, Жмур настойчиво подтолкнул меня к столу, а сам засуетился у плиты. Глядя на эту идеалистическую и посему жутко абсурдную картинку, мне оставалось только подпереть щёку кулаком, размышляя над тем, когда ж мой невольный сосед стал настолько органично вписываться в обстановку холостяцкой квартиры одинокого патологоанатома?

И почему меня этот факт нисколько не напрягает-то?

Перед носом поставили пиалу с каким-то хитрым блюдом неизвестного происхождения. Рядом аккуратно примостилась пузатая кружка с горячим чаем. С плавающим листком мяты сверху. А на стуле напротив меня устроился сам автор данных произведений искусства, положив руки на стол, сцепив пальцы и внимательно, пристально глядя на меня. Взгляд сей недвусмысленно намекал на необходимость съесть всё, до последней крошки. В противном случае меня обезвредят, посадят на колени и будут как маленького ребёнка кормить с ложечки.

Плавали, знаем. И тихо радуемся, что никто не видел этого позора. До сих пор уши горят от стыда, как вспомню!

— Откуда дровишки? — взяв в руки вилку, я принялась вяло ковырять в тарелки, всё больше и больше хмурясь, по мере изучения её содержимого.