Жмурки с маньяком

Легкое недоумение Мячеева было вполне оправданным. В Климове, городе современном, к открытой информации относятся, например — списки избирателей, картотеки ГАИ, записи обращений в милицию, гражданские акты о рождении, смерти, заключении браков и т.д. Но, как правило, этими данными пользуются только репортеры криминальной хроники.

— Согласен, с вами. Но сам по себе запрос является официальной процедурой, так же как и ответ на него. Там, прежде чем получить доступ, регистрируют лицо, желающее ознакомиться с той или иной информацией. Мне придется заполнить карточку, вписать в нее номер удостоверения журналиста. Я бы не хотел, чтобы мое имя фигурировало в журналах информационного центра.

— Так-так, — редактор поддел подтяжки большими пальцами и забарабанил по животу. — Чувствую, Павел, ты собираешься заварить крутую кашу. За прошлый год, ты сказал?

— Да. С шестого по десятое марта.

— Ты сможешь хоть как-то намекнуть мне, что тебя интересует?

— Меня интересует информация происшествий за пять дней, — настойчиво повторил журналист. — Большего я вам сказать не могу. Ведь вы же хотите спать спокойно?

— Хочу, — подтвердил редактор.

— Кого вы пошлете? — спросил Мельник.

Мячеев пожал плечами.

— Какую-нибудь девочку из отдела писем.

— Хорошо, так и сделайте. Пусть она запрашивает как лицо, уполномоченное своей организацией. Для газет это обычная процедура.

— Не беспокойся, Павел, я все устрою. Зайди часика через два.

В половине третьего Мельник имел на руках компьютерную распечатку в несколько листов. Он ожидал, что список будет огромен, но не до такой же степени~

Не заезжая домой, он отправился в публичную библиотеку. На первом этаже библиотеки находился зал периодики и застекленная конторка дежурного администратора. Павел часто бывал здесь, и дежурная, узнав его, приветливо улыбнулась.

В отделе «География» Мельник отыскал интересующий его атлас. Необходимая ему информация находилась на страницах 211-212.

Лесной массив, неширокой полосой протянувшийся от левобережья до основной автомагистрали, разрезали всего три дороги местного значения, одна из них ответвлялась от шоссе и была помечена жирной зеленой полосой только вначале, далее она значилась как грунтовая дорога и принимала вид двух тонких, параллельно идущих полос. Южнее — примерно в семи километрах — на карте значился мотель и, чуть дальше, заправочная станция.

От закусочной «СТОП!» до зверофермы Павел проехал примерно полтора километра. Значит, если остановиться в мотеле и идти лесом, расстояние составит четыре километра: сорок минут хода. С востока — от берега реки — такое же расстояние, но в том месте нет моста.

Павел оторвался от атласа и посмотрел в окно.

Итак, чтобы не нарваться на пост у закусочной, следует воспользоваться мотелем, где можно оставить машину. Вряд ли с южной стороны, где нет подъездных путей к звероферме, существует хоть один охранный пост. Это мероприятие он запланировал на завтра, а сейчас — к Ирине.

Внешне Ирина осталась спокойной к предложению Павла немедленно отправиться в туристическую поездку. Она долго смотрела в его глаза, вспоминая того Павла и этого: ничего не изменилось за эти пять лет.

Расстались они без надрывных сцен, тихо, сидя за столом перед нетронутой бутылкой вина. У Ирины сложилось впечатление, что они на вокзале: сейчас объявят посадку — и оба разъедутся в разных направлениях, чтобы не встретиться никогда.

— Извини, Павел. Мне нужна семья. Пусть она будет маленькой, без ребенка. Я хочу любить, а не опекать. Мне необходимо, чтобы обо мне вспоминали не только тогда, когда гаснет свет. Ты самый независимый человек, это у тебя в крови, но мне хочется, чтобы человек, который находится рядом со мной, был хотя бы чуточку зависим от меня. Наверное, это единственное, чего ты не в состоянии понять и сделать. Ты талантливый, темпераментный, страстный, но ты эгоист. Я не виню тебя лично, я обвиняю во всем твою профессию. Эти два года я до крови в губах ревновала тебя к ней. Ты любишь только свою работу, а я ее ненавижу. Я уже стала разбираться в ней и вывела для себя три типа журналистов. Одни работают на публику, срывая аплодисменты. Другие — на себя, бродя всю жизнь в лабиринтах колонок, «шапок» и «подвалов» в поисках самооценки. Ты — исключение, ты не первое и не второе, в тебе постоянно присутствует какая-то болезненная вера, сочетающаяся с не менее болезненной деловой активностью. И я до сих пор не пойму, для кого ты живешь. Если бы я была уверена, что хоть немного ты живешь для себя, этого разговора бы не было. Потому что ты такой человек, что сразу отдал бы мне это «немного». Но этого не случится никогда. Несмотря ни на что, я люблю тебя, Паша~

Сейчас он сидит напротив, и она взглядом матери смотрит на него. Может, ей показалось, но что-то незнакомое притаилось в его глазах. Где-то на самом дне.

Ира улыбнулась, переводя разговор на шутливый тон.

— Я кажусь тебе утомленной? Почему ты предлагаешь мне отдых?

— Можно сказать неправду?

— Лги, — разрешила она. — Хотя раньше ты был со мной откровенен.

— Если я скажу правду, ты меня не простишь.