Жмурки (СИ)

Конечно же, разумнее всего было вернуться в особняк и уже оттуда «взять след».

Но я чувствовал: времени нет. Надо искать Алекса прямо сейчас, пока ещё не поздно.

Метка.

Когда я получил метку Лавея, в мой живот словно вонзили рыболовный крючок, и потихоньку наматывали леску на катушку.

Сейчас ничего такого не было — вероятно, потому что условно, СОВЕРШЕННО умозрительно, для Алекса я был Мастером.

Мне хотелось думать, что наша с ним связь совсем другого свойства, чем была у меня с чёрным колдуном.

Заряд у этой связи положительный. Поэтому неприятных ощущений нет.

Я изо всех сил попытался настроиться на Алекса.

Ведя неповоротливый Хам одной рукой, ничего не видя и не ощущая половиной лица, это казалось практически невозможным.

Но мы с шефом постоянно делаем то, что я считаю невозможным, — я усмехнулся здоровым уголком рта.

Что я чувствовал, когда он был рядом?

Даже припоминать не пришлось — чувство возникло само.

Его не описать словами, любое из них окажется слишком бледным и фальшивым, искусственным.

Шампанское, дым вишнёвого табака, его походка, его белоснежная рубашка, и бакенбарды, и его голос…

И я сосредоточился на этих воспоминаниях, нарастил их, укрепил и расширил, а потом попытался определить направление.

В первый миг показалось, что Алекс у меня за спиной — прямо на заднем сиденье Хама.

Я даже оглянулся — и конечно же, там никого не было.

Зато, бросив невольный взгляд в заднее окошко, я заметил огни… За мной?

Взгляд на часы показал: половина третьего утра. На проспекте не так много машин, и если вот сейчас фары свернут туда же, куда и я…

Свернули.

Твою дивизию.

Притормозив, я решил подождать, что будет дальше.

Фары не приближались — сохраняли дистанцию, но и не исчезали. Тащились с той же скоростью.

Ну и пёс с ними, — решил я, в который раз за этот длинный и хлопотный вечер, и рванул коробку передач.

Надоело. Надоело прятаться, разводить церемонии. Я — стригой, Владыка. Я могу позволить себе делать всё, что захочу.

И чего же ты на самом деле хочешь, мон шер ами?

Спокойный, с ноткой сарказма голос шефа отрезвил. И тогда я сложил мудру, и послал её назад, к желтым фарам.

Мудра прошла сквозь них, словно сквозь пустоту, и… Нет, машина не перевернулась в воздухе, эффектно задрав все четыре колеса. И не взорвалась.

Просто остановилась.

Я представил, как водитель терзает стартер, как он, чертыхаясь, жмёт педаль газа и улыбнулся.

Чем ближе я был к Алексу, тем становился сильнее — я это понял только сейчас.

Надежда вспыхнула с новой силой: он жив. Он дождётся.

Надежда — пустое чувство, — вспомнил я слова отца Прохора.

Кишки скрутились узлом, на язык хлынула кислая горечь. Только не хватало, чтоб меня вырвало…

На всякий случай я открыл окно, в лицо ударила свежая и холодная ладонь ветра.

Пахнуло снегом, солью, на фоне тёмно-серого неба я различил высокий шпиль и понял, что нахожусь в районе Адмиралтейства.

Ночью пробок нет. Можно вообще не останавливаться — даже на светофорах.

И я поднажал.

Двигатель Хама натужно взревел, машину бросило вперёд, и внезапно, но очень отчётливо я ощутил, что шеф где-то рядом.

Этого района я совсем не знал, даже на ночной экскурсии здесь не был ни разу.

Пятиэтажки сменились особняками в собственных садиках, улица сузилась, из-за заборов свешивались голые ветки плодовых деревьев… На миг показалось, что вот сейчас я поверну — и там будет наш особняк, а в нём — Алекс и Антигона, оба живые и невредимые, и всё будет хорошо…

Я моргнул.

Сколько по всему Питеру таких тихих райончиков, которых не коснулись ни перестройка, ни более поздние лихие времена?

Не важно. Где-то здесь обретается Алекс. И чёрт меня побери, если я его не отыщу.

Вот. Черепичная крыша, высокий забор, железные ворота.

Все мои чувства утверждали, что шеф там, внутри.

Я проехал мимо.

Свернул один раз, другой, выехал на соседнюю улицу, проехал и её, и только потом загнал Хам в узкий переулок и выключил двигатель.

Меня никто не преследовал.

Но береженного и Господь бережет.

Заперев машину, я двинулся обратно к особняку.

Сколько раз мне приходилось вот так перепрыгивать через забор, в поисках притаившегося в угольном сарае гуля, прячущейся среди картошки в погребе стригги, затаившегося в саду, среди веток терновника, мстительного духа?..

Со временем выработалась даже особая техника.

Отыскать тихий неприметный для посторонних глаз угол. Быстро перемахнуть через забор — собаки обычно меня боялись, и благоразумно не подавали голоса.

И только кошки, если попадались на пути, смотрели надменно и неприязненно, чуя конкурента.

Подпрыгнув, я ухватился за основания пик, подтянулся, перебросил ногу, другую, спрыгнул во двор… Накатило дежа-вю. Сегодня я уже всё это проделывал.

Главное, чтобы никто не начал стрелять, — мелькнула мысль. — Район тихий, люди спят. Будет неудобно.

Пригибаясь, я подбежал к окну и заглянул внутрь.

От зрелища, которое предстало моим глазам, скулы свело дикой судорогой.

Во рту появился привкус крови: я прикусил язык.

В глазах потемнело, и стоило огромного труда удержаться, чтобы не разбить стекло кулаком.

Как же так?.. — думал я.

Почему?..

В гостиной были люди.