Жнец

С той стороны пришли два мужика с автоматами, кстати — не голые, а в подобие набедренной повязки, и…колдун! Самый настоящий колдун — весь в амулетах и сияющий аурой почище нашей колдуньи! Кстати, так и не спросил ее имя, а она сама не спешила его сообщать. Может какое-то поверье? Типа нельзя сообщать свое имя, а то схватит за него и утащит? Не знаю. Тут черт ногу сломит! Я и в своих-то колдунах не очень и разбираюсь, а здесь — африканские верования, да такие, что просто за голову хватаешься.

С нашей стороны присутствовал вылеченный мной Тафари, колдунья, ну и…я, фаранджи-колдун.

— Кто будет говорить от вашей деревни? — спросил чужой абориген с новеньким «калашом» на коленях — Я Думиса, вождь.

— Я буду говорить! Я Тафари, вождь!

— Тафари, а зачем здесь фаранджи? Зачем вы привели этого белого червяка? — абориген презрительно скривился.

— За «червяка» я тебя сейчас самого превращу в червяка! — пообещал я, и Думиса вздрогнул, поглядев мне в глаза:

— Ты знаешь язык мун?!

— Я много чего знаю — грозно ответил я — Не трепи языком как баба, говори по делу!

— Да! Говори по делу! — вмешался Тафари — Зачем пришли сюда? Зачем напали и убили мою женщину?

— Вы напали на нас пять семидневок назад и забрали у нас двадцать зебу. Теперь мы пришли за нашими зебу и хотим забрать у вас наших зебу и еще сорок зебу, чтобы покрыть наши убытки.

— Какие убытки? — фыркнул Тафари — Вы пасли скот на наших пастбищах, и мы забрали ваших зебу. Потому что это наша земля, и все, что на нашей земле — наше!

— И вы убили пастуха и забрали его автомат. Он сейчас у тебя на коленях (показал на «калаш» тафари). Я знаю этот автомат, у него метки на прикладе. Это был мой племянник, вы его убили.

— Он зашел на нашу землю, воровал нашу траву — мы его убили и забрали зебу. Разве вы не так бы поступили, если бы мы забрались на вашу землю? Так почему же ты говоришь, что мы виноваты! Разве мы не исполняем закон, данный нам предками?

Я слушал эту латату и тосковал. Ну зачем я слушаю эту хрень? Почему не иду сейчас туда, где бывают белые туристы, и не прошу меня отвезти в город?! Зачем мне эти разборки, эти переговоры?

И тут я заметил взгляд чужого колдуна. Он смотрел на меня пристально, оценивающе, с прищуром, и в глазах его была…ненависть?! Интересно…и за что он меня так ненавидит? Я просто-таки чувствую исходящие от него неприязнь и желание меня искоренить. Почему? Потому что я белый? Хмм…а может быть. Черный расизм ничуть не слабее белого расизма.

— Что вытаращился? — неожиданно для самого себя спросил я — не нравлюсь? Хочется вытопить из меня жир? Скорее это я тебя принесу в жертву Богине Смерти!

Все сразу замолчали, а чужой колдун, шипя и почему-то присвистывая (видимо так ему казалось будет страшнее), ответил:

— Хочу вытопить из тебя жир, фаранджи и намазать свое тело! А твою силу забрать себе! Она слабая, твоя сила, жалкая — как и все вы, фаранджи, но пригодится! Вы все сдохнете! И ты, фаранджи, первым!

Честно сказать, я что-то такое и ждал, и потому был наготове. И когда в Тафари ударила очередь из автомата — его на месте уже не было. Я его толкнул изо всей силы, и он покатился по земле. Почему я это сделал — и сам не знаю. Ну кто мне этот самый Тафари? Только вот не люблю я, когда бьют в спину. Если вы пришли на переговоры — какого черта палите из калаша?

В меня разрядили два магазина — эти ублюдки как с ума сошли — палили и вопили, палили, и вопили! И кстати — почему только в меня?

Когда затворы щелкнули, эти два урода застыли на месте, глядя то на меня, то на свои волшебные палки, вдруг переставшие грохотать, а я не стал терять времени и крикнул, указывая на врага пальцем:

— Сдохни, тварь!

И на второго:

— Сдохни!

И совершенно автоматически добавил:

— Эта жертва тебе, Морана!

Убийцы упали на спину, будто я врезал им по сусалам и лежа на утоптанной, пыльной земле задергались, заизвивались, как два здоровенных черно-белых червяка. Из глаз, из ушей у них потекла кровь, тела выкручивало, ломало так, что слышался треск костей. Уж не знаю, что такое с ними происходило и что именно я активировал, но этих парней перемалывало, как в мясорубке. Только мясорубка эта находилась где-то внутри них.

А потом меня охватил восторг — невероятный, сладкий вкус чужой души, улетающей в далекую Навь! Этот поток энергии, этот оргазм от выпивания чужой жизненной энергии — с ним не сравниться даже секс!

И только одна мелькнула мысль: «Как бы мне маньяком не заделаться, с такими-то делами!»

Нет, мне очень не хочется получать оргазм от убийства человека. Но я ничего не мог с собой поделать — это было выше меня. Я наслаждался тем, что выпивал души убитых мной врагов!

А еще подумалось: «Семь. Еще троих!»

А потом мне некогда стало считать. Из кустов как муравьи повалили чернокожие, вымазанные белой краской. Прямо как в дурном голливудском боевике. Они вопили, размахивали копьями, мачете и автоматами Калашникова, и бежали, бежали, бежали…