Жнец

— Я не умею. И никто из моих знакомых колдунов не умеет — не задумываясь ответила колдунья, и тут же взгляд ее метнулся в сторону, и я понял — что-то скрывает. Что именно?

— Дамбадзу, ты мне лжешь. А раз ты лжешь, значит, наносишь мне вред.

Колдунья вздрогнула, ее лицо побелело, она глубоко задышала и застонала. Больно, ага…если я моих бесов смог заставить корчиться от боли, когда они мне соврали, так почему тебя не могу заставить?

— Всякий раз, когда ты мне соврешь, ты наносишь мне вред. А раз наносишь вред — тебе будет очень больно. Поняла, Дамбадзу?

— Поняла, Великий! — выдавила из себя колдунья, и прикрыла глаза. Наконец, боль видимо все-таки отступила и Дамбадзу уже могла говорить. И первое, что она сказала — это то, что есть у нее такой знакомый колдун. Только он никого к себе не подпускает, живет в саванне, и всех, кто пытается помешать ему отдыхать — проклинает, после чего те долго не живут. И что лет ему столько много, что никто и не знает, когда он там поселился. Даже имени его никто не знает. Очень опасный колдун, сильный! Много, много лет назад воины хотели отрезать ему голову, чтобы забрать то место, где он живет и поставить там деревню. Но он всех убил, а потом появился посреди деревни, в которой раньше жили эти могучие воины, и эту деревню проклял. А потом снова исчез во вспышке пламени. Деревня после этого вся вымерла.

Когда я спросил, почему колдуны не объединились и не пошли убивать этого самого отшельника, колдунья смутилась и сказала, что дураков теперь нет. И кстати сказать — никто уже и не знает, жив он, или нет.

А на мой вопрос — «Чем же он живет, этот чудик? Где добывает пропитание?» — Дамбадзу сказала, что никто не знает. Он ни у кого ничего не берет, ничего не требует — кроме одного: чтобы его оставили в покое.

Кстати сказать, отшельник мне даже понравился. Крутой дедок! «Тебя не звали? Ты зачем пришел башку отрезать? Вот! Кто с мачете к нам придет — от проклятья погибнет!» Народная африканская пословица.

Самое интересное, что как оказалось — дедок проживает в полудне пути от той деревни, где я сейчас нахожусь. Только не по течению реки — а в сторону, ровно под девяносто градусов к оной. Там у него по слухам и одно из самых сильных в округе Мест Силы, что видимо и являлось разгадкой — зачем этот самый дедок там засел. И почему его не могут из хижины выколупать. Само собой — колдуна в Месте Силы только атомной бомбой искоренять, и то не факт, что получится — если помнить, что дедок умеет перемещаться в пространстве.

Вот только одного я не могу пока уяснить — а на кой черт мне отправляться к этому дедку? Ну да, первая мысль была: «Я с ним поговорю, и он научит меня, как строить порталы!». А потом сразу и подумалось: «И за каким чертом он будет меня учить? Он вообще никого к себе не подпускает, и вдруг — приходит эдакий самонадеянный фаранджи, и говорит: научи меня, кудесник! А я тебе…»

А что — «я тебе»? А вот ничего. Ничего у меня нет. Кроме знаний, конечно — но эти самые знания древнему (если верить рассказу этой бабы) колдуну и не нужны. Сидит он там, доживает свой век…или свое тысячелетие, и плевал на весь мир. И причем тут я?

Но есть и третье. А если я смогу его уговорить отправить меня обратно, домой? Пусть он и не расскажет мне об искусстве перемещений, пусть не научит строить порталы, но хоть домой-то он меня отправит?! Если хорошенько попросить.

И четвертое: пусть даже все мои усилия падут прахом, но я хотя бы подзаряжусь в Месте Силы, пускай наполнится мой алмаз, да и амулеты неплохо бы подзарядить.

Итак, объявляю колдунье, что завтра с утра мы идем не в деревню, которую посещают фаранджи, а к этому самому колдуну. И объясняю, что я должен с ним поговорить в обязательном порядке. Ибо он Великий, и я Великий, а два Великих всегда найдут тему для разговора. Например — о жалких людишках, которые норовят испортить настроение и напрашиваются на хорошую взбучку.

Ночь я провел в лучшей хижине, на помосте, застеленном свежим высохшем на солнце камышом и покрытым вполне приличными чистыми шерстяными одеялами. Жози ночевала в моей хижине (я настоял на этом) — она улеглась у меня в ногах, но потом я ее перетащил себе под бок — так и веселее, и уютнее. «Веселее» — это относительно, потому что довольно-таки долго я расспрашивал ее о жизни в туземном племени, постепенно наливаясь злобой и мстительностью. И веселого в ее рассказе не было вообще. Не люблю рабства, не люблю, когда людей обижают. Особенно, если это беззащитные маленькие девочки, за которых некому постоять.

Еще — я пытался определить, насколько изломана психика девчонки и может ли что-то нормальное получиться из этой Маугли. Как ни странно, оказалось, что девчонка вполне адекватно рассуждает, хотя и с позиции своего рабского положения, и в свете верований аборигенов.