Жнец и его тень

Стажёр вскочил, как будто только что освободился от клея, который намертво прилепил его к стулу, и стремглав бросился к дверям. Вскоре из кухни донеслось:

— Вау, какая у вас кофеварка крутая! Обалдеть! Вам сделать?

— Сделай, — подумав, согласился жнец.

Стажёр вернулся, неся в руках два высоких стакана, из которых поднимался ароматный пар. Один с неким подобострастием поставил перед начальником, другой сжал ладонями, привалился к деревянному косяку, сделал глоток, наслаждаясь отменным вкусом.

— Шеф, а вы давно здесь живёте?

— Сто пятнадцать лет.

— Ох, это много. Наверное, грустно будет съезжать?

— Съезжать? — впервые каменное спокойствие главного жнеца пошатнулось, в голосе послышались нотки растерянности.

— Мы сегодня того мужика забирали из городской администрации, департамент жилья, помните? Так у него на столе были списки зданий под снос. Этот адрес на первой строчке.

— А ты внимательный. Молодец, — нехотя похвалил жнец, хотя новость его очень не обрадовала, он старался по возможности не ввязываться в вопросы, где приходится привлекать внимание людей и их компетентных служб.

— Да не переживайте вы так, — попытался подбодрить его стажёр, — вы столько лет трудитесь, наверняка скопили денег, как раз подберёте что-нибудь поприличнее. Кстати, я вот подумал, это так забавно, что мы, хранители переходов между этим миром и иным, вынуждены пользоваться человеческими деньгами. Это ведь можно, например, попросить у какого-нибудь толстосума пару миллиончиков, чтобы забрать его на годик позже...

Миг — и в комнате потемнело, дохнуло промозглым осенним ветром, а стакан с только что изумительно горячим кофе покрылся кристалликами льда.

— Жнецы, — медленно проговорил шеф, — подчиняются своду правил. Не использовать силы в личных целях. Не передавать служебную информацию третьим лицам. Не... И если на мелкие злоупотребления, бывает, закрывают глаза, то взятки от смертных караются мгновенно и сурово. Попробуешь — тут же вылетишь с работы обратно в Пекло. Я лично прослежу за этим.

Стажёр беспомощно сжался, вцепившись в холодный стакан, как в единственную точку опоры.

— Я... я... я же гипотетически! Я не собираюсь этого делать! Я просто спросил!

Тьма рассеялась, будто её и не было.

— Ты просто спросил, а я просто ответил, — невозмутимо пожал плечами жнец. — Подпиши отчёты и иди домой. Уже поздно.

— Д-д-да.

Стажёр залпом выпил остывший кофе, нервно поставил печать на документы и просочился сквозь закрытую дверь квартиры, забыв попрощаться.

Жнец тщательно упаковал отчёты в папку, положил на полку, запер секретер на ключ и только после того позволил себе растянуться на кровати, сложив руки на груди. Тем, кто не мёртв и не жив, на самом деле не обязательно было спать, они не видели снов, но эти краткие часы давали забвение и покой, освобождая от тягот прошедших дней. Обычно ему удавалось провалиться в иллюзию сна мгновенно, но именно сегодня не получалось. Всё существование жнеца было отдано работе, и старая деревянная квартира была продолжением этой работы, где всё было продумано до мелочей, все вещи были на своих местах, ничто не отвлекало внимания. Необходимость вновь погружаться в хлопоты обустройства, в каком-то смысле — снизойти до дел, заполняющих жизнь простых смертных, изрядно нервировала, и в то же время — пробуждала в груди какой-то непонятный, даже неприличный для порядочного жнеца азарт. Только убедив себя, что стажёр мог ошибиться, жнец смог наконец уснуть.

— Иван Васильевич! — требовательный женский голос раздался вместе с настойчивым стуком в дверь. — Иван Васильевич, выйдите на минутку!

Жнец не сразу осознал, что обращаются к нему: это было не его имя, у него вообще не было имени. Все сто пятнадцать лет, что он жил в этом доме, никому и не было дела до того, как его зовут. Соседи проходили мимо, иногда небрежно здороваясь: в последние годы правления последнего царя, в жерле бушующей революции, запомнившейся постоянными сверхурочными, в годы суматошной перестройки. Всё было так, пока не появилась Марфа Сергеевна. Бойкая пенсионерка советской закалки стала старшей по дому каких-то два года назад, и с тех пор у жнеца появился телефон, паспорт и стойкий страх перед такими вот бодрыми дотошными бабушками, на которых, кажется, не действовали никакие потусторонние чары.

В тот день он, как обычно, возвращался домой, когда Марфа Сергеевна окликнула его из-за открытой двери на первом этаже:

— Молодой человек! Вы из четвёртой? Не зайдёте на минутку?

Чистенькую кухню Марфы Сергеевны повсеместно украшали накрахмаленные салфетки, сквозь стеклянные дверцы шкафа виднелся красиво выставленный парадный сервиз. На тусклом экране старомодного телевизора крутилась классическая советская комедия.

— Да вы садитесь, садитесь, — поторопила старушка. Она поставила на плиту эмалированный чайник в цветочек и чиркнула спичкой.

Потом присела напротив и уставилась, как строгий следователь смотрит на подозреваемого.

— Как вас зовут?

Жнец беспомощно оглянулся на телевизор в поисках поддержки.

— Фамилия? — вопросил милиционер на экране.

— Рюриковичи мы, — ответил герой.