— Зачем? — испуганно отошла от меня кицунэ в облике человека. — Я никому звонить не собираюсь! Мы, интроверты, весьма трепетно относимся к телефонным звонкам. Особенно, когда звонить приходится людям.
Хлопнув себя по лицу от такой тирады, я произнес:
— Не надо никому звонить. Просто проверь, есть ли там наверху связь вообще.
Кей нехотя взяла мобильное устройство из моих рук и исчезла в портале. Через какое-то время она вернулась.
— Саша, а как понять, есть связь или нет? — захлопала она глазками, заставив меня вновь хлопнуть себя по лбу, но уже из-за самого себя.
— Точно, ты же лиса, — попенял я на свою забывчивость. — Вот тут нужно, чтобы хотя бы две палочки из четырех было, — ткнул я пальцем в место на экране, где отображалось качество соединения с оператором мобильной связи. Сейчас там был крести и ноль палочек из четырёх.
— Поняла. Сейчас все будет, — боевито воскликнула хвостатая, исчезая в портале.
Ждал ее около минуты, прежде чем она вернулась и обрадовала меня тем, что связь есть.
— Даже целых три палочки! — она победно на меня посмотрела. — Я же говорила, что справлюсь.
— Молодец, — погладил ее по голове. — Теперь давай зацикливай меня наверху между двумя порталами, как делала это, спасая наши жопки от взрыва Огненной Зубатки.
Немного попривыкнув к тряске сверху и постоянно сменяющейся перед глазами картинке, я набрал Романова. Он отбил. Я совсем не гордый, поэтому набрал ещё раз. Он опять отбит. Недолго думая, я повторил звонок, уже ожидая, что он меня заблокирует, но нет: цесаревич соизволил поднять трубку.
— Новиков, ты ничего не путаешь? Вообще видишь, кому ты звонишь? — разгневался Михаил. — Я, конечно, понимаю, что у тебя, скорее всего, есть номера телефонов всей нашей семьи, разве что за исключением матушки. Но может быть стоило бы и взглянуть разок на контакт в твоем телефон⁈ — под конец своего спича он уже перешел на крик/
— Да нет, — отрицательно заявил я. — Контакт с именем «почти император, возможно» я ни с чем не перепутаю.
На том конце провода на секунду послышался звериный рык, но тот резко стих, после чего цесаревич спокойно продолжил:
— Ладно, Александр, говори, зачем звонишь. Раз ты не ошибся в выборе контакта.
— В общем, я тут немного в лесу и…
— Да ладно, а я думал, что ты на пляже! — прокричал цесаревич. — Новиков, у меня нет времени! Рассказывай коротко и по делу. И что это, мать твою, у тебя так шумит?
— А! Это я просто немного взлетел, чтобы дозвониться до вас, Ваше Императорское Высочество, — весело сказал я. — Всё-таки я неподалеку от Великого Рифта, и связь здесь ни к черту.
— Дальше, Александр, — проскрипел зубами Михаил, начиная бесится. Следующая его фраза прозвучала гораздо глуше, словно он прикрыл телефон ладонью: — Господа, дайте мне минуту, после чего мы сможем начать совещание, — так вот почему он начал сдерживать свои высказывания в мою сторону: к нему пришли другие люди.
— Так вот, гулял я, значит, по лесу и совершенно случайно набрёл на базу мародеров, — начал я. — Не знаю, как так получилось, но теперь все злые люди либо мертвы, либо лежат без сознания, ага.
— Ты определенно большой молодец, Александр, раз ликвидировал банду мародеров, но с какой целью ты решил похвастать этим передо мной? На тебя это совсем не похоже.
— Так я не хвастаюсь. Говорю же, они случайно…
— Давай дальше! — рявкнул цесаревич, после вновь приглушенно добавил: — Извините, господа, не выспался.
— Так вот, Ваше Императорское Высочество, тут в подвале очень интересная установочка обнаружилась, да, — продолжал я, не обращая внимания на бешенство императорской особы. — Может знаете? Она такая с пятиконечной звездой, называемой пентаграммой, на полу и какой-то коробками с торчащими из нее проводами.
— Совещание отменяется! — прокричал, уже не глуша микрофона, цесаревич, а спустя минуту каких-то шарканий добавил еще более грозным криком: — Все вон! Почему с первого раза непонятно?
От реакции Михаила у меня почему-то пошли мурашки по коже, а ведь я еще даже ничего про связь мародеров с иномирцами не сказал.
Тем временем на краю сознания появилась какая-то навязчивая мысль о том, что я где-то накосячил. Но чуйка-то молчит, говоря о том, что моей жизни ничего не угрожает. Пока что.
— Саша, ничего не трогай! Прошу тебя, главное — ничего не трогай, — проговорил взволнованно цесаревич, однако, не услышав от меня ответа, он напряженно добавил: — Что ты сделал, Саша?
— Да ничего особенного. Просто спас лежащих внутри пентаграммы людей, освободив их души из плена, — почему-то мне показалось правильным сказать правду. — А что?
Цесаревич раздался такой нецензурной бранью, какой от человека его положения услышать было крайне неожиданно. В конце концов он прокричал:
— Убирайся оттуда! Немедленно!
— Почему? — задал я ожидаемый вопрос.