Жнец (ЛП)

Когда я буквально вваливаюсь в обветшалую квартиру в Дорчестере, которую по стечению обстоятельств называю домом, я едва могу держать глаза открытыми.

Здесь не на что особо смотреть. Это та же квартира, в которой я провела всю свою сознательную жизнь с матерью, которая упорно трудилась, чтобы сохранить крышу в подтеках от воды над нашими головами. В ней две спальни, гостиная, кухня и самая необходимая мебель.

У нас никогда не было хороших вещей. После смерти отца мама тратила деньги на то, чтобы мы с Эмили были накормлены, одеты и здоровы, и их не хватало на большее. Но квартира, в которой мы жили, всегда была чистой и мы всегда чувствовали себя здесь, как дома.

Теперь же на мебели скапливается пыль, и стоит затхлый запах, от которого я не могу избавиться, как бы часто я не проветривала это место. Моя одежда с работы разбросана то тут, то там по квартире, вместе с разными баночками из-под таблеток и медицинским оборудованием, в котором так нуждается мама.

Эмили в Калифорнии, учится по гранту, полученному от Калифорнийского университета в Сан Диего, так что большая часть ее вещей исчезла. Надо сказать, без того обилия розового, которым пестрят ее вещи, атмосфера здесь становится серой. Это все то же место, где я всегда жила. Но глядя на него сейчас, могу сказать, что здесь я больше не чувствую себя как дома.

Я пробираюсь на кухню и застаю Эми сидящей за столом за пролистыванием журнала.

Когда мама заболела, мне пришлось нанять сиделку на то время, когда я не могла быть дома. Эми была создана для этой работы. Она мила, добра и очень хороша в том, что она делает, и она создает максимально комфортные условия для мамы. К тому же, она готовит мне еду, так что она, по сути, единственная, кто поддерживает во мне жизнь.

— Как она? — интересуюсь я.

— Сейчас она как раз не спит, — отвечает Эми. — И довольно ясно мыслит. Если хочешь увидеться с ней, сейчас самое время.

Бросаю свои сумки на кухонный стол и использую эту возможность с удовольствием. Таких моментов не так уж и много, поэтому стараюсь ловить каждый.

— Спасибо тебе, дорогая.

— Да, без проблем, — говорит она. — Я как раз собиралась домой. Ужин в холодильнике.

— Хорошо, следи за дорогой. Увидимся завтра утром.

Эми выскальзывает через парадную, а я натягиваю толстовку перед тем, как направиться в мамину комнату. Не хочу источать запах дешевых духов и алкоголя, когда навещаю ее. Она знает, чем я зарабатываю на жизнь, но это не значит, что я должна тыкать ей этим в лицо. Стараюсь по возможности и не делать этого.

Ведь моя мать возлагала на меня большие надежды. В детстве она ласково называла меня своим «маленьким калькулятором». Я прилежно училась в школе, ежегодно пополняя своим именем список отличников. Но когда дело дошло до математики, выяснилось, что я в ней не сильна. Я не справлялась с таким количеством домашних заданий, что учитель, наконец, заставил маму нанять для меня репетитора. Но когда я стала заниматься с репетиторшей, оказалось, что я не так уж и плоха в математике. На самом деле, я могла выполнить любые расчеты, которые она предлагала мне сделать, только если цифры были не на бумаге. Вскоре я начала заниматься математикой и решать математические уравнения на уровне университетской программы.

Этот факт стал шоком для всех, но особенно для моей матери. Когда меня спросили, как я делаю расчеты, я не смогла объяснить. Это была одна из тех странных вещей, которые были естественными для меня, и моя мама была убеждена, что я преуспею в них. Можете себе представить степень ее разочарования, когда я решила растратить все свои таланты в местном стрип-клубе?

Но я не могу сожалеть об этом, потому что это значит, что я могу быть с ней в последние месяцы ее жизни. И дали мне эту возможность не математические расчеты, а танцы. Это единственный способ смотреть матери в глаза и в глубине души верить, что я поступаю правильно. Потому что если бы я не танцевала, ее бы здесь не было. Здесь, в ее доме. Я бы не смогла оказать ей должную заботу, как она того заслуживает. Учитывая то, как она заботилась обо мне всю мою жизнь.

Остановила взгляд на ее крошечном тельце в кровати. Сейчас она почти не занимает места. Но сколько бы раз я не видела ее такой, меня раз за разом будто придавливает к полу. Болезненный комок формируется в горле, и мои глаза наполняются невыплаканными слезами, которые я стараюсь сдержать, направляясь к ней.

— Привет, мама, — наклоняюсь и целую ее в щеку. — Как ты себя сегодня чувствуешь?

Она закашливается и смотрит на меня мутными серыми глазами. Глаза, в уголках которых собирались мелкие морщинки каждый раз, когда она смеялась, больше не лучатся жизнью. В них осталась лишь боль. Ее губы сухие и потрескавшиеся, но она даже не пытается двигать ими. Она слишком слаба, чтобы говорить. В последнее время эти дни накатывают все чаще и чаще, и я знаю, что это значит.