ЖнецЪ. Работа в паре.

— Ари-Сашку! — Услышал парень веселый голос в наушниках уже через четверть часа с начала поисков.

— В канале.

— Есть едва заметные следы крови на втором этаже. Вокруг следы пребывания наблюдателя.

— Ты где?

— Северная сторона, за поддонами кирпича сразу налево. Видишь?..

— Вижу, — подтвердил буквально взлетевший по лестнице Воронцов уже без помощи радиосвязи. — Так, посмотрим…

Действительно слой той особой «строительной» пыли явно был нарушен. Нарушен человеком. Что можно сказать? Если их не ждали специально, что, как они выяснили, вероятность имело очень небольшую, возлежать здесь человек изволил выдержанный и спокойный. Он почти не елозил на месте, пытаясь перевернуться с боку на бок, чтобы хоть чуть-чуть облегчить боль в мышцах от неудобного положения. Это о многом говорило.

— Где? — Однако сейчас магу было вовсе не до составления психологического портрета противника.

Заместитель командира молча указал пальцем на камни.

— Ага! — констатировал жнец, казалось, мигом потерший интерес ко всему на свете, кроме небольшого «мазка» уже почти высохший на острой кромке отбитого кирпича.

Задумчиво посмотрев на стремительно «умирающую» улику, Матвей достал из разгрузки пакет влажных салфеток и аккуратно протер указательный палец правой руки, после чего приложил его к «отпечатку». Нет контакта. Тогда парень надавил чуть сильнее, позволяя острым краям разорвать кожу, выпуская на волю несколько капель его собственной крови.

В задумчивости он стал даже негромко напевать псенку из казавшегося уже таким далеким беззаботного детства:

Кровь, кровь, моя грязная кровь!

Напившись крови моей дохнет комар.

Грязная кровь… Откуда чистой ей быть?

Ведь сорок лет я каждый вечер в угар. [3]

— Знаешь, иногда он меня пугает. — Незаметно подобравшийся Михей заставил Сашка если и не подпрыгнуть от неожиданности, то во всяком случае вздрогнуть точно.

— Чем это?

— Ну, иногда Ари реально вытворяет странную фигню!

— А кто, приняв чуть-чуть, дарит презервативы всем, как ты там говоришь, «страшным бабам»? А если побольше накатит, то ищет повод совместно использовать ранее подаренное? Да еще и каждую новую подружку на наличие кадыка проверяет?

Старший лейтенант едва не подпрыгнул от возмущения:

— А вот это нечестно! Нахрен мне неожиданности?

— Говорил же тебе, езжай в Турцию, а ты все Таиланд, Таиланд! — пробурчал Сашок, которому страсть как хотелось узнать подробности появления подобного «бзика» у своего коллеги.

Снайпер молчал куда там пленным партизанам.

— Хм, — вынужден был согласиться Хохол, наблюдая за тем, как Матвей облизнул окровавленный палец и о чем-то глубоко задумался. — Ты прав, у каждого свои недостатки!

* * *

Николаич.

Это почти приговор. Определенная роль. И море ответственности. А еще возраст. Уж за 70 почти, а все на службе! И пусть «Тройка» никогда не скупилась на колдомедиков для своих людей, но усталость… Нет-нет, совсем не физическая. Просто уникальным специалистом он стал довольно рано. Да и то верно: с восьми лет за рулем карта, в пятнадцать уже на кольцевых гонялся за заводскую команду, а вот в двадцать набедокурил. Возомнил себя, чертяка, бессмертным, да неуловимым. Какое-то время ему и впрямь удавалось скрываться с места любого пре… Представления, как он сам любил это называть. Недаром уже в зрелом возрасте, когда молодые коллеги показали ему фильм «Перевозчик»[4], он украдкой смахнул слезу ностальгии. Однако что не смогли сделать полицейские перехватчики, оказалось вполне по силам спецам обыкновенной оперативно-розыскной работы. Опросы, свидетели, мельчайшие улики, подробное протоколирование каждого эпизода и слаженная работа пусть и неуклюжей, но попросту не умеющей останавливаться государственной машины… Приговор был суров, с учетом того что сам Николаич не грабил, не убивал, и даже не продавал запрещенные вещества или оружие. Он просто доставлял. Грузы. А уж что они там собой представляли, так то и не его дело вовсе. Однако государственный обвинитель сумел предъявить доказательства соучастия в таком количестве… Эпизодов, что и у казалось бы всего повидавшего судьи удивленно приподнялись брови. В сухом остатке цифра не очень впечатляющей получилась, если ее считать, например, в имперских рублях, а вот если в годах, то оставшейся жизни, пожалуй что и ровнялась. Не светило Николаичу покинуть негостеприимные стены никогда, в общем. Никогда.

Однако провел он в стенах сего, казенным языком излагая, учреждения довольно не долго. Ровно столько, чтобы познакомиться со всеми аспектами тюремной жизни и понять, насколько она ему не нравится, но еще не утратить безумную искорку иррациональной надежды, что придавала смысл его утреннему подъему.