Жнец у ворот

Выругавшись, я ухожу во внутренний двор и сажусь помогать Дарину. Мы полируем мечи гладкими серыми брусками.

– Я слышала его, Дарин, – я быстро рассказываю брату о своей встрече с Князем Тьмы. – Он говорил всякие гадости мне в самое ухо. А потом ушел. Это означает, что он может находиться где угодно. Может быть, он уже нашел последний осколок Звезды.

Как бы мне хотелось преодолеть свои сомнения! Они сжимают грудь! Просто убить его одним ударом и снова поверить, что я могу одолеть джинна. Страх сейчас не руководит мной, как некогда, но порой набрасывается с яростью отвергнутого любовника.

Мой брат водит лезвием клинка по камню.

– Если бы Князь Тьмы действительно нашел последний осколок Звезды, мы бы это знали. Лайя, ты полностью ему доверилась и выстояла. Он боится тебя. Боится того, что ты о нем узнала и что можешь сделать с этим знанием.

– Он не должен меня бояться.

– Еще как должен, – Дарин протирает тканью отполированный клинок и протягивает его мне. Затем берет в руки свой первый серрийский меч, который я получила от Спиро Телумана и пронесла через всю Империю.

– А с чего бы ему меня бояться? – спрашиваю я. – Я же отдала ему браслет. И не смогла помешать ему убить Шэву. Чем я могу быть страшна ему?

Голос мой повышается, и на той стороне внутреннего двора Таурэ и Зелла обмениваются тревожными взглядами.

– Тем, что ты можешь остановить его, и он это знает, – отвечает Дарин, подтягивая протез, который он сделал себе для левой руки. Он использует эту штуковину, чтобы возместить отсутствие двух пальцев. Так ему удобнее работать, и в последнее время я не видела брата без этого устройства. Дарин играет со своим мечом. – Для чего тогда он убил Шэву и связался с Комендантом? Учинил погром в Землях Ожидания? Зачем ему вообще весь этот хаос, если он не боится быть свергнутым? И еще, – Дарин притягивает меня к себе, – почему он появился в тот самый момент, когда ты поняла, что можешь найти ответы на свои вопросы у кеханни?

Да, этот факт до сих пор от меня ускользал. Теперь я понимаю, как важно встретиться и поговорить с кочевницей-сказительницей. Небеса, когда же Муса наконец вернется?

– Спиро меня бы убил, если бы увидел, какую дрянь я делаю, – Дарин кивает на только что откованный клинок. – Но если я смог наконец выковать настоящую серрийскую сталь, нам нужно это отпраздновать. Пошли. Может, хоть этот клинок не сломается.

Когда мой меч встречает меч Дарина, сыплются искры. Последние наши клинки довольно долго не ломались, но по-настоящему сильных ударов все же не выдержали. Я понимаю, что испытание будет серьезным. Сильные удары жестко отдаются мне в руку, но сталь не ломается. Да, она отличается от той, из которой откован подаренный мне Элиасом клинок. Но все же она держит удар.

Зелла и Таурэ выходят из дома и наблюдают за нашими экспериментами. Я усиливаю атаку, но клинки остаются целыми.

Дарин снова нападает на меня. Я отпускаю гнев на волю, вкладывая в каждый удар свое отчаяние. Наконец брат просит меня о передышке, хотя невольно широко улыбается. И берет из моих рук меч.

– У него нет сердца, – говорит он. В глазах его горят искры, которых я не видела многие месяцы. – У него нет души. Но он хоть на что-то годится. Давай проверим следующий.

Зелла и Таурэ присоединяются к нам, когда мы фехтуем во дворе. Они смотрят на то, как сталкиваются и держат удар наши клинки. Я даже не замечаю, что Муса тоже смотрит на наши упражнения, пока он не начинает громко аплодировать.

– Отлично, – восклицает он. – Недаром я в тебя верил…

Я хватаю Мусу за локоть и тащу к дверям дома, невзирая на его попытки протестовать.

– Мне нужно скорее встретиться с кеханни. Я несколько часов ждала твоего возвращения!

– Кочевники только что покинули Адису, чтобы сражаться с меченосцами в пустыне, – говорит Муса. – Они спешат и не собираются возвращаться.

У меня по спине пробегает холодок – я вспоминаю слова Афии о нападениях на деревни меченосцев.

– Вряд ли они успели далеко отъехать от города, – говорю я. – Я ведь видела кеханни только вчера вечером неподалеку от центрального рынка Адисы! И слышала ее сказания. У нее были серебряные волосы, а кибитки ее племени – белые с пурпурным…

– Это племя Сулуд, – говорит Муса. – Я знаю кеханни, о которой ты говоришь. Она не станет просто так сообщать тебе нужную информацию, Лайя. Она захочет платы.

– Отлично, у нас же есть деньги! Мы можем заплатить…

– Все не так просто, Лайя, – Муса высвобождает руку из моей хватки. – Она тебе не уличная циркачка, которая проделывает трюки за мелкую монетку. Она рассказывает истории на своих условиях. Традиционные дары за сказания – это предметы, которых у нас попросту нет. Это огромные отрезы шелка, сундуки золота, целые повозки еды.

Я измеряю Мусу взглядом с ног до головы. От его подкованных серебром башмаков до кожаных вставок на рубашке, вытканной из чистого тонкого льна.

– Только не говори мне, что ты бедняк. Таурэ говорила, что твой отец – очень богатый в Маринне человек.