Иногда вампирша припадала спиной к какому-нибудь дереву, тяжко и сипло дыша. Смотрела в маленькое личико спящего сына и тихо плакала от счастья, усталости и страха. Страха, что догонят, схватят… Но это был хороший страх. Он придавал сил. И она опять бежала. На след стаи выходить было опасно. Если маги настигнут, не спасется никто, поэтому следовало просто бежать без цели, бежать как можно дальше, бежать как можно дольше.
Она никогда столько не бегала. Небо на горизонте начало медленно светлеть и несчастная, наконец-то, поняла — ее уже не нагонят. Но все равно она боялась.
По счастью едва стоящей на ногах — усталой и дрожащей — ей удалось выйти к сумрачной еловой чаще с непроходимыми буреломами. В еловых корбах всегда темно, там почти нет снега, там можно переждать день и люди никогда туда не сунутся. Беглянка пробралась в самую гущу подлеска, устроившись в густых ветвях.
Младенец ел долго и жадно. Она прижимала его к себе, целуя в теплый лобик и плача от облегчения, пережитого ужаса и тоски. Сколько еще им бродить в этой чаще? И когда удастся нагнать свою Стаю? Страшно — сгибнуть в зимнем лесу…
— Радош… — шептала она сыну. — Вот и имя у тебя есть. Радош.
А потом провалилась в сон, прижимая к груди драгоценное дитя.
Отдых был полон смутных видений, которые, как эхо пережитого еще тревожили рассудок… Двое Охотников, схвативших ее у деревни — полубезумную, рычащую от ярости и жажды. Сильные, безжалостные. Они легко скрутили ее, хотя она кидалась, будто бешеная, рычала и выла. Одного — молодого — ей даже удалось поранить, и она успела пригубить его крови. Но возмездие последовало незамедлительно: тяжкий удар ногой в живот, рывок куда-то в сторону… Ее поволокло по снегу. Этого мага она одолеть не смогла бы никогда. Удар ногой в живот превратил мир в пылающую жгучую боль. И тут же страшное осознание случившегося накрыло с головой…
Когда она пришла в себя, то сидела крепко привязанная к седлу, с туго-натуго перетянутым веревкой ртом. Чрево заходилось от страдания. А рядом ехал тот самый маг, крови которого она испробовала. Он молчал. Но по тому, как впивались его пальцы в повод коня, по тому, как он погонял, становилось ясно, какая ярость кипела у него в душе.
А после, он волок ее — хрипящую от ужаса, ослепшую от яркого зимнего дня — в мрачное царство каменных стен. И когда ворота крепости с оглушительным лязгом захлопнулись за спиной, несчастная пленница поняла — ей не выбраться живой. Но боги рассудили иначе…
…Она проснулась, когда на лес спустился вечер. Радош поел, сладко и вкусно причмокивая, и заснул, по-прежнему укутанный в серый платок. Вампирша выбралась из ельника.
Увязая в сугробах, беглянка побрела вперед. После вчерашней гонки сил почти не осталось. Даже голова и та кружилась. Несчастная не помнила, сколько шла. Спящий младенец стал тяжелым и немеющие руки уже еле держали сверток. Перед глазами все плыло. И в этот самый миг, когда она готовилась упасть в снег и больше не подняться, из-за старой поваленной сосны вынырнула высокая тень.
— Слада!
Она повалилась вперед, понимая, что может только шептать его имя:
— Дивен… Дивен… Я дошла…
И когда он перехватил из ее дрожащих рук их сына, когда прижал ее к себе, она, наконец-то, надрывно и горько разрыдалась, понимая, что теперь все будет хорошо.
После побега кровососки прошли сутки. Озбра и Дарен вернулись на следующий день ни с чем — распаренные, злые, уставшие, с заледеневшими от дыхания меховыми воротниками. Выученики, что вместе с наставниками прочесывали лес, тоже едва волочили ноги.
Вампирши и след простыл. Как сквозь землю провалилась! Путаные следы вывели погоню к еловым корбам. Удалось даже отыскать в мрачном подлеске место ночевки беглянки, но оттуда взять след уже не смогли. Проклятая, словно по воздуху улетела.
Нэд с досады собрал всех у себя, обматерил и пригрозил спустить шкуру с каждого, кто удумает ему досадить хоть единой малостью в ближайшие год-полтора. Однако дальше угроз и ругани дело не пошло. И то казалось, будто досада Главы была вызвана не одним лишь побегом Ходящей, но еще и тем, что об этом побеге по возвращении узнает Клесх, а что он на это скажет, можно было и не гадать. Скажет так, что смотритель, пожалуй, опять его сошлет…
С совета, на котором Нэд грозил вернувшимся из леса боевикам всеми карами, наставники расходились злые и молчаливые. Отчасти креффы осознавали правоту Главы, но при том осознавали и то, что упредить случившееся было невозможно. Оттого каждый был угрюм и невесел.
Ихтор направился прямиком в лекарскую. Тут было тепло, привычно пахло травами, а сквозь зазоры печной заслонки виднелись мерцающие отблески пламени. Целитель подкинул в печку поленьев и опустился на пол, остановившимся взором глядя на то, как прожорливый огонь жадно лижет сухое дерево.