Жнецы Страданий

Ей показалось, будто слишком уж прямо он держится в седле, слишком яростно стискивает в кулаке повод коня, но… Всадник был далеко, и, скорее всего, дурехе просто мерещилось. Ратоборец правил к лесу… и вдруг замер, натянул узду и обернулся.

Он словно знал, где искать ее взглядом. Тоненькая девушка в окне башни. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Он сдерживал гарцующего коня, она застыла, чувствуя, как сжимается горло и бешено грохочет сердце. А потом вершник стегнул нетерпеливого жеребца, и тот, обрадованный, что человек наконец-то дал ему волю, ударил копытами схваченную утренним морозцем землю.

Фебр скрылся за деревьями, а Лесана сползла вдоль окна на пол и уткнулась лицом в колени. Больше всего на свете ей сейчас хотелось расплакаться. Но проклятые слезы будто навсегда пересохли. И несчастная могла только глухо стонать, не в силах никак избыть тяжкую муку. Одиночество навалилось со всех сторон, холодным сквозняком пробежало по коже, забираясь под одежду, просачиваясь в сердце.

Наверное, следовало благодарить Хранителей за то, что подарили счастье, пусть короткое, но яркое, настоящее. Однако слова благодарности не шли на ум, а с губ рвался все тот же хриплый стон. Наконец Лесана поднялась на ноги и направилась прочь. Отъезд Фебра мог означать только одно – ее крефф вот-вот вернется. Или уже вернулся. От этой мысли в душе шевельнулось вялое любопытство. Шевельнулось и погасло.

Далеко от Цитадели

Слада вела за руки двоих молодших. Радош сладко сопел, устроенный в куске холстины, повязанной через плечо матери. Они снова были все вместе. И Дивен уже не выглядел умирающим.

Они миновали чащобу и теперь шли через молодой лес, протянувшийся вдоль вертлявой речки. На душе воцарилось спокойствие. Дети больше не казались прозрачными до синевы. Весна возвращала надежду. И странники тянулись, стараясь за ночь преодолеть как можно большее расстояние.

Теперь уже смутно помнилась суровая зима, сугробы по колено и то, как Слада и Дивен уходили от погони. Даже сама Цитадель и диковинная охотница казались сном. Но до сих пор оставался в памяти второй день после побега, когда жена и муж остановились на ночлег. Дивен срубил в дикой чаще шалашик, в нем и схоронились. Женщина надеялась отдохнуть, но муж не сразу позволил ей прикорнуть и забыться сном. Схватил за плечи и встряхнул:

– Зачем ты ушла? Как ты смогла им попасться?

Она виновато опустила глаза и сказала:

– У меня рассудок мутился. Я… отправилась к людям.

Он застонал, с ужасом понимая, какую глупость она совершила.

– Я же кормил вас, – глухо сказал он.

– Ребенок… – Жена кивнула на сладко сопящего Радоша. – Все не в жилу шло, а в него. Меня шатало. Я не могла вас задерживать. Там рядом оборотни были! – Она говорила запальчиво, взахлеб. – Что, если бы охотники вышли на Стаю? Нашу Стаю? Ты без памяти лежал! Как бы мы отбились? Ты все отдал!

Дивен молчал. Она была права. Он и впрямь отдал все и, изнуренный долгим переходом, бессонными днями и ночами, сам свалился без памяти, а его крови, отданной Стае, оказалось слишком мало. Дети подросли, им требовалось все больше, что уж говорить о взрослых, на которых лежали тяготы пути.

– Слада… Ты должна была укусить меня, – сказал он. – Почему ты этого не сделала?

Она заплакала, прижимая к себе Радоша.

– Ты еле дышал. Если бы я тебя укусила, ты бы умер. И не говори обо мне, как о каком-то животном, как о скотине! Я никогда не смогу тебя укусить.

Мужчина разозлился.

– Слада, Каженник тебя раздери, иногда приходится делать то, что не хочется! А если бы ты не сбежала? Если бы тебе не помогли? Я – Осененный, но даже я не могу проникнуть в Цитадель и уж тем более выйти из нее! А если бы вы погибли, ты и он?!

Дивен кивнул на сына.

– Как бы я жил с этим? Об этом ты думала? Думала о том, что Сдевою пришлось, рискуя всеми нами, искать жертву? Он притащил в Стаю человека, чтобы поднять меня! Слада…

Она расплакалась – горько, безутешно.

– Я не думала… – говорила она сквозь судорожные всхлипывания. – Понимаешь ты, я не могла думать! Помню, склонилась над тобой, а ты почти не дышал. Помню, Ива из шалаша высунулась, что-то спросила, но у меня уже в голове шумело и сердце выпрыгивало. И эта ярость… Я боялась обезуметь! Что бы они стали делать, если бы мной овладело бешенство? Ты без памяти и я… тоже.

На несколько мгновений в шалашике воцарилась тишина. Мужчина и женщина молчали. Каждый понимал правоту и… неправоту другого. Ребенок сонно заворочался, зачмокал. Слада торопливо освободила ворот рубахи, прикладывая малыша к груди.

– То, что ты рассказала, похоже на вымысел, – тихо сказал Дивен. – Вас отпустили, дали крови… Почему? Я не понимаю.

Слада торопливо вытирала заплаканное лицо ладонью.

– Охотница, которая меня вывела, сказала, что она – моя сестра.

Муж вскинулся, пристально глядя в глаза жены.

– Сестра?