Тамир застыл на пороге, с ужасом лицезря открывшуюся картину: потная роженица, закрывающая собой дитя, кровь на досках, Лесана с вытянувшимся бледным лицом.
— Чего у тебя тут творится? — спросил колдун, склоняясь к лежаку. — Она разродилась что ли?
— Да. Погаси факел, ей же больно.
Парень хмыкнул, но огонь потушил. В узилище снова воцарился белесый полумрак. Кровососка выпрямилась, прижимая к груди ребенка. Не отдаст. Никому.
— Не забирайте… — несчастная стала сползать с топчана на пол, на колени. — Не забирайте… Все одно ведь умрет, дозвольте оставить, пусть со мной, пусть тут… — бессвязно лопотала она.
Колдун брезгливо отпрянул. Баба была потная, ноги в крови, ребенок в мятом ветхом платке тоже казался каким-то вымазанным, сморщенным и уродливым.
— Почему умрет? — спросил выученик Донатоса, поворачиваясь к Лесане.
— Ему кровь нужна.
— Чья? — глупо спросил Тамир.
— Твоя.
Парень посмотрел на подругу, как на дурковатую.
— Моя?
— Да. Мужская. Иначе помрет.
Послушник переводил взгляд с рыдающей матери, на Лесану и обратно.
— Одурела? — только и спросил он.
Лесана молчала. Что сказать? Они мало что знали о кровососах. Их столь редко удавалось изловить, что даже для креффов эти Ходящие были тайной неведомой.
Тамир смотрел на плачущую у него в ногах молодую бабу, прижимающую к груди свой бесценный и такой безобразный для него пищащий кулек. И вдруг дикая смесь жалости и гадливости охватила колдуна. Он вспомнил негнущуюся походку Айлиши и ее слова про сына, про то, как плачет ребенок в ее разбитой голове.
Нежить говорит, что хочет, но… что если бы Айлиша — его Айлиша! — вот так же попала в стан к Ходящим и рыдала в ногах у вожака стаи, прижимая к груди их ребенка?
— Давай его сюда, — глухо сказал колдун, разрезая ладонь.
Лицо узницы невозможно было описать — оно превратилось в застывшую личину изумления и… благодарности.
Тамир крепко сжал кулак, наблюдая за тем, как струйка черной в свете колдовского сияния крови стекает в раскрытый рот младенца. Тот сразу затих, ловя губами рану, и присосался к жесткой мужской ладони, сладко и жадно причмокивая.
Несколько мгновений он ел, а потом закрыл глаза и задышал спокойно и ровно.
Колдун уже собрался было отвести руку, как к ней припала узница, торопливо и благодарно целуя. Парень выхватил ладонь у кровопийцы и отступил на шаг.
— Довольно. Лесана, выходи.
— Нет.
— Что? — он перевел на нее недоумевающий взгляд, надеясь, что ослышался.
— Нет. Ее надо вывести.
— Ты сдурела? — парень постучал пальцем по лбу. — Она — кровосос. Ходящая. Выпустишь, пойдет жрать соседние деревни. Ты в уме? Или совсем рехнулась, роды приняв?
— Я. Ее. Выпущу. — Мрачно сказала девушка и заслонила пленницу собой.
— Только попробуй, — спокойно ответил Тамир, понимая, что подруга окончательно повернулась умом от жалости.
— Я — ратоборец.
— Ну, а я — колдун. Дернись только, упокою обоих. Выходи.
И Лесана, понимая, что он никогда ее не простит, ударила. Ударила так, как учил Клесх, вкладывая в кончики пальцев всю Силу, позволяя ей устремиться с них прямым лучом. Лишь за миг ослабила удар, чтобы не убить, а только оглушить.
Тамир рухнул, как подрубленное дерево.
— Ну, чего вылупилась? Быстрей, дура! — рявкнула девушка, хватая узницу за плечо. — Бегом!
Она волокла ее коридорами, вталкивая то в один поворот, то в другой, они бежали, оскальзываясь на гладких каменных полах, а как вылетели из низкой двери прямо в морозную ночь — пленница вовсе не поняла. Ей вообще казалось, будто она спит и видит дикий сон. Только когда мороз и яростный колючий ветер ударили в лицо, она уразумела, что происходящее не мерещится.
— Иди. Быстро. Если я тебя или этого выродка встречу еще хоть раз, убью обоих. Поняла? — спросила странная Охотница и встряхнула Ходящую. — ПОНЯЛА?
— Да! — она вцепилась вдруг в руку человека и спросила о том, что мучило ее с первого мига их встречи: — Почему ты помогаешь мне? И как ты меня назвала?
— Зорянка. Потому что ты — моя сестра. А теперь — пошла вон!
И Охотница толкнула ее в спину, выпихивая в объятия метели и ветра.
Прежде, чем возвращаться в казематы, Лесана поднялась в мыльню и набрала полное ведро ледяной воды. Она собиралась привести в чувства Тамира, а уж потом идти с повинной к Дарену — признаваться в содеянном, чтобы за ее глупый поступок наказание не настигло ни в чем неповинного парня.
Девушка шла, стараясь не расплескать свою ношу, и думала о том, как ее покарают. Однако когда она вернулась в каземат, там уже царил переполох: трое старших послушников из ратоборцев изучали темницу, а Тамира выхаживали двое целителей — глаза у парня были мутные, но на Лесану он посмотрел… ох, лучше бы и вовсе не смотрел. Выученица Клесха поняла — дружба их закончилась. Да и странно было бы, случись иначе.
А над гудящим роем голосов вдруг вознесся скрипучий и командный окрик старика Рэма:
— Ты тут откуда? — подскочил к девушке крефф.
Уже одно то, что старик двигался прытко и шустро — говорило о многом.