Жолтиков

— Нашел газету!.. Ты ее брось… Там только перепечатки да насчет славословий ежели… А насчет славословий ты лучше псалтырь Давыдов купи…

— Э-э… А я ведь, признаться, полагал не так, чтобы насчет перепечатки… — смущенно лепетал посетитель.

— Нам славословия-то не нужны, — не слушая его говорил Протас, — ты нам дело подавай… Ты нам трезвый взгляд, чтоб… Ты проследи, как комиссии-то бывшие работали да какой от них толк был, да потом и хвали… Да про Европу-то нам расскажи: какие такие в Европе комиссии заседают насчет эфтого… А канитель-то не разводи…

— А я, признаться, полагал — хорошая газетина, — настаивал посетитель.

Но Протас уж окончательно сердился.

— Тебе что от газеты-то требуется? — в упор спрашивал он.

Посетитель еще более приходил в смущение.

— Как что требуется… Мало ли делов от нее…

— Ну, да что, что, что?..

— Первое — бумага, чтоб… Ну, и слова ежели покрупнее… аль опять статейки, к примеру…

— Бумага!.. Слова!.. Статейки!.. — с неизъяснимой пренебрежительностью восклицал Протас, — много ты смыслишь… Газета — тот же человек, понял? Первое дело, ты за что Назара Аксеныча почитаешь? (Назар Аксеныч — местный торговец «панским» товаром, человек замечательно честный.) За правоту, говоришь?.. Да, за правоту, за честь, за слово — раз что сказал отрезал… То же и газета… Вон я получал газету — ноне одно, завтра два. Семь пятниц на неделе. Так разве я должен ее уважать?.. Я взял на нее да наплевал!..

— Э-э… — удивлялся посетитель.

— Ты вот говоришь, комиссию в газете хвалят. Вот прямо уж видна неосновательность. Как так, ничего не видя, хвалить?.. Ты посуди теперь: к нам исправник новый едет, с какой бы это стати ты его хвалить стал бы?.. Увидишь, хорош ежели — похвалишь. Так и комиссия… А без дела ежели хвалить — это уж прямо значит на ветер лаять…

— Э-э… А я ведь полагал: нехай ее… Мне абы побаловаться, да на обертку… К примеру, икры ежели в нее… Оченно она способна для икры!..

Протас сердито фыркал, чем окончательно приводил в смущение собеседника. Наступала пауза.

— Значит, стало быть, не одобряете вы мою газету?.. — робко осведомлялся собеседник после некоторого молчания.

— Не одобряю, — сухо ответствовал Протас.

— И, значит, другую ежели б, то — ничего?

— Как знаешь, — столь же сухо произносил Протас.

— Ну, так уж и быть, — в заигрывающем тоне восклицал посетитель, разорюсь на другую… Куда ни шло!.. Только ты уж, Протас Захарыч, надоумь меня…

Протас еще несколько минут выдерживал характер и упорствовал в сухости, но, наконец, смягчался.

— «Молву»^{2} выпиши… — вещал он.

— Питерская?

— Питерская… А из московских ежели — «Русские ведомости»^{3}; да смотри, не спутай — боже тебя избавь «Московские»^{4} выписать. Вперед говорю, на двор ко мне тогда не показывайся!

— Э-э… Что же так? — спрашивает опешенный посетитель.

— А все одно, ежели в «Раздевай» будешь ходить да с кабатчиком Аношкой дела водить… Вот что!

Посетитель моментально усваивал суть, ибо зазорность кабака «Раздевая» понимал ясно. Успокоенный, он несколько минут тянул чай молча и затем задавал такой вопрос.

— Ну что, Протас Захарыч, хотел я тебя спросить насчет чумы эфтой, от бога ли она — вроде как за грехи, — или так?

— Чума?.. Чума — единственно от нашего брата… Ты на Волгу езжал? Ватаги видел? Ну вот. Чума, известно, болезнь. Да болезнь-то не барская. Сморится народ голодом, обнудеет как «парш» и дохнет. Земли у народа нет. Хлеба у народа нет. Кабак без призора. Податей — гибель. Его и берет чума… Карантины, говоришь? Это вроде оцепки. Карантины — хорошо. Только не чума, так иное что. Чумы нет, тиф есть (Протас произносил «тип»), тифа нет — дифтерит есть. Плесень в гнилье не переведешь…

— Так бог тут — вроде как ни при чем?

— Ни при чем.

Опять длилась пауза. А за паузой снова вопрошал любознательный посетитель Протаса Захарыча:

— Протас Захарыч! вот война теперь была: как она, за что?.. Ишь, говорят, болгаре-то богачеи, а мы за них животов лишались?

— За свободу война была. (Протас опять коверкал слово и произносил «слобода».) Есть у тебя богатство, да свободы нет, ты — вроде как пень дубовый.

— Какая ж такая свобода?

— А коли паша какой-нибудь у тебя не висит на загривке да коли начальство не помыкает тобою, вот и свобода. Захотел ты ежели сказать какое слово — говори без опаски: в кутузку не попадешь; задумал какие ни на есть порядки описать — пиши, запрету не будет, — вот свобода. Есть над тобой одна голова: закон, — ему покорствуй; дела свои разводи сам, детей учи по своей воле, богу молись — по своей совести, порядок наблюдай по своему разуму — вот свобода.

— Тэ-эк… Значит, вроде как бы у нас теперь?..

— Вроде как бы… И у нас настоящей нет. Не токмо у нас — немцы «всамделишной» не завели. А мы-то, еще погодим… Мы-то еще отроки…

— Как же это так: теперича у самих, чтоб настоящей свободы — нету, а другим добывать ходили?