Жомон, остановка 51 минуту

Значит, именно между Шарлеруа и Жемоном, то есть в течение часа или полутора часов, кто-то из пассажиров должен был подняться, приблизиться к Отто Брауну и вонзить ему в сердце булавку.

Только Бонвуазену не было нужды подниматься. Стоило ему немного наклониться вправо — и он коснулся бы немца. У Хауке, сидевшего напротив, тоже была выгодная позиция, затем шел доктор Гельхорн и, наконец, обе женщины.

Несмотря на холод, на лбу у Мегрэ выступили капли пота. Лена Лейнбах пожирала его бешеным взглядом, а мадам Ирвич жаловалась на ревматизм и по-польски изливала душу Бонвуазену.

Томас Хауке вел себя с большим достоинством, крайне высокомерно, а Гельхорн утверждал, что у него срывается важная встреча в Лувре.

Вот еще записи Виншона:

«Мегрэ Лене: Где вы живете в Берлине?

Лена: Я приехала туда всего на восемь дней. Остановилась, как всегда, в «Кайзерхофе»…

М.: Вы были знакомы с Отто Брауном?

Л. Л.: Нет! Может быть, мы встречались в холле или в лифте…

М.: Почему же после немецкой границы он заговорил с вами так, будто вы были знакомы?

Л. Л. (с иронией): Возможно, потому, что мы оказались на чужой территории, и он обнаглел… В Германии еврей не имеет права ухаживать за женщиной арийской крови…

М.: И поэтому он не позволил вам выйти в Льеже и в Намюре?

Л. Л.: Он просто сказал, что я могу простудиться…»

Допрос еще продолжался, когда позвонили из Парижа. В восьми чемоданах Отто Брауна содержалось столько одежды, белья и других предметов личного обихода, что можно было предположить: бывший банкир уезжал надолго, если не навсегда.

Но денег — ни гроша! А в бумажнике — только четыреста марок! Что же до других пассажиров, то у них нашлось:

У Лены Лейнбах — 500 французских франков, 50 марок, 300 крон.

У доктора Гельхорна — 800 марок.

У Томаса Хауке — 40 марок и 20 французских франков.

У мадам Ирвич — 30 марок, 100 франков и кредитное письмо на имя польского банкира в Париже.

У Бонвуазена — 12 злотых, 10 марок, 5000 французских франков.

Оставалось осмотреть ручную кладь, которая находилась в купе. В саквояже Хауке лежали только запасной костюм, смокинг и белье. У Бонвуазена нашли две колоды крапленых карт. Но настоящее открытие было сделано при осмотре чемоданов Лены Лейнбах: под хрустальными и золотыми флаконами, под бельем и платьем обнаружилось искусно встроенное двойное дно.

Но тайник оказался пустым! На все вопросы Лена Лейнбах отвечала одно:

— Я перекупила эти чемоданы у одной дамы, которая занималась контрабандой. Представился прекрасный случай… Я лично никогда не пользовалась тайниками…

Так кто же убил Отто Брауна в синеватой полутьме, царившей в купе, между Шарлеруа и Жемоном?

В Париже начинали беспокоиться. Мегрэ то и дело требовали к телефону. История наделала изрядного шуму, возникли осложнения. Номера акций, найденных у Бебельманса, были переданы крупнейшим банкам, и оказалось, что акции кредитоспособны.

Мрачноватый следственный эксперимент в вагоне начался в одиннадцать утра. Его участники вышли оттуда только в два часа, и то потому, что мадам Ирвич упала в обморок, заявив по-польски, что не может больше выносить трупного запаха.

Поль Виншон побледнел: ему казалось, что дядюшка утратил свое обычное хладнокровие или, вернее, пребывает в нерешительности.

— Что-то не так, дядя? — спросил он вполголоса, пока они пересекали пути.

— Хотелось бы мне найти эту булавку! — вздохнул Мегрэ. — Подержи-ка их еще часок…

Мадам Ирвич больна!

— И что же я могу с этим поделать?

— Доктор Гельхорн утверждает, что…

— Пусть себе утверждает! — сухо отрезал комиссар.

И в одиночестве отправился завтракать в привокзальный буфет.

— Замолчи, говорю тебе! — ворчал Мегрэ, между тем как его племянник совершенно растерялся и не знал, что ему делать дальше. — От тебя одни неприятности…

Я скажу тебе все, что думаю по этому поводу… Потом, предупреждаю тебя, выпутывайся сам, а если не сможешь выпутаться, не вздумай звонить дядюшке… Дядюшка уже по горло сыт… — Потом добавил уже другим тоном: — Вот! Я нашел единственно возможное логическое объяснение случившемуся. Тебе предстоит отыскать доказательства или добиться признания. Попытайся не потерять нить.

Первое: Отто Браун, известный богач, едет во Францию с восемью чемоданами и кучей костюмов, но в кошельке у него всего четыреста марок…

Второе: была какая-то причина тому, что, пока поезд следовал по Германии, он делал вид, будто не знаком с Леной Лейнбах, а переехав через бельгийскую границу, начал обращаться к ней на «ты»…

Третье: он не хотел, чтобы она вышла ни в Льеже, ни в Намюре, ни в Шарлеруа…

Четвертое: она предпринимала отчаянные, упорные попытки выйти, несмотря ни на что…

Пятое: некий Бебельманс, никогда не встречавший Брауна, — иначе он по крайней мере хоть как-то отреагировал бы, увидев его труп, — имел при себе акций на два или три миллиона…

Тут Мегрэ заворчал, разъярившись окончательно:

— Объясняю тебе! Отто Браун, будучи евреем, предпочитал вывезти из Германии свое состояние или его часть.