Жонкиль

После этой страстной речи воцарилась мертвая тишина. В небольшой, освещенной газом гостиной Жонкиль стояла очень неподвижная, очень напряженная, глядя на пылающее лицо Поппи. Ее собственное лицо было бледным, застывшим, и в глазах отражалась такая мука, как будто слова Поппи невыносимо ранили ее. Она недооценивала Роланда. Если все, что рассказала эта девушка, правда, а это, конечно, была правда, то Роланд доказал свое раскаяние искренностью и постоянством любви к ней. И он не только сохранил верность любви, но вел себя, как настоящий джентльмен, по отношению к этой бедной одинокой продавщице. Для Поппи он был король, герой. Она была готова умереть за него. Но Роланд отказался от ее любви: ему нужна только его жена, ее прощение — ее!

Жонкиль неожиданно закрыла лицо руками. Лед, который покрывал ее сердце, ее чувства броней, растаял, растопился под внезапными горячими лучами любви и понимания, которые озарили ее. Она была несправедлива к Роланду, недооценивала его. Что бы он ни сделал вначале, сейчас он искренне раскаивался в этом. Кто она такая, чтобы отказывать ему в прощении, проявлять свой высокомерный, упрямый характер? Она вообразила, что любила его больше, чем он ее, уверяла себя, что смысл ее жизни в любви, а для него любовь и жизнь идут раздельно. Но оказалось, что это не так. Для него любовь значила больше. Его любовь родилась из взаимонепонимания и раскаяния, и она выстояла. А ее любовь оказалась несостоятельной, из них двоих она страдала меньше. Это она проявила свою черствость и эгоизм.

Она действительно была недостойна любви Роланда в отличие от этой необразованной маленькой продавщицы, сжигаемой страстной силой благородного чувства к человеку, который пришел ей на помощь в тяжелую минуту и ничего не попросил взамен.

Долго-долго стояла Жонкиль, закрыв лицо руками; противоречивые мысли проносились в ее голове. Поппи Хендерсон смотрела на нее в молчаливой горечи. Это была жена Роланда Чартера. Теперь она мучилась из-за того, что сделала. Несомненно, она пойдет к Роланду, они снова будут вместе. И она, Поппи, уйдет из их жизни. Она никогда ничего не значила для него, никогда ничего не будет значить. Однако, если он будет счастлив, оттого что она помогла ему быть счастливым, это уменьшит боль безответной любви.

Наконец Жонкиль открыла лицо. Даже Поппи, как бы она ни была предубеждена против жены Чартера, почувствовала к ней жалость. Жонкиль казалась такой безнадежно несчастной и пристыженной. Она стыдилась за свою гордость, за свою нетерпимость, за все глупые, злые чувства, которые отдалили ее от человека, которого в глубине души она любила.

— Поппи, — сказала она изменившимся голосом. — Я ничего не могу сказать тебе сейчас. Но я благодарю тебя за то, что ты пришла. Можешь ли ты отвести меня к моему мужу?

Поппи отвернулась, чувствуя, как слезы текут по ее щекам.

— О, да! Поехали! — выпалила она. — Я вообще не понимаю, чего мы здесь так долго стоим, заставляя его ждать.

Всю дорогу в такси Жонкиль сидела рядом с маленькой продавщицей, засыпая ее вопросами о Роланде. И она узнала много такого, о чем прежде не подозревала: о его неизменной доброте и щедрости к тем, кому жилось тяжелее, чем ему; о его долгих изнурительных поисках ее, Жонкиль; о его любви, которую не мог погасить даже ее тяжелый, ожесточенный, нетерпимый характер.

И чем больше она слушала, тем более робкой становилась, тем больше сожалела о разлуке, которая была целиком на ее совести.

Он согрешил; он использовал ее любовь для того, чтобы отомстить своему дяде; он сильно согрешил, женившись на ней. Но он раскаялся, он полюбил ее в конечном счете. Какое она имела право судить и осуждать его?

Она думала о всех страданиях, через которые она сама прошла; о борьбе, которую вела с одиночеством без него; о ее горе, потому что она была так сильно разочарована и обманута в своем чувстве. Однако значительная доля вины лежала и на ней. Она должна была давно простить его. Теперь он заболел. Может быть, серьезно заболел. Может быть, уже слишком поздно сожалеть.

Внезапная боль сомнения и страха сжала сердце Жонкиль.

— О, Поппи! — воскликнула она, хватая руку девушки. — Ты думаешь, Роланд очень плох?

— Да, ему было скверно, когда я уходила, — сказала Поппи. — Он недоедал последнее время, я знаю, и тяжело работал целыми днями. Я думаю, он просто не в состоянии сопротивляться болезни.

Жонкиль с трудом проглотила ком, подступивший к горлу.

— Он должен поправиться, Поппи, — сказала она.

— Если вы будете около него, я надеюсь, что все будет хорошо, — сказала Поппи.

Эти слова, казалось, разбили сердце Жонкиль. Она отвернулась и расплакалась.

— О, Поппи, я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину. Только бы он поправился, — сказала она, задыхаясь. — Не думай, что я тоже не страдала. Я страдала. Я ужасно его любила, Поппи. Но он так обидел меня, он обманул меня. У меня, конечно, были основания быть безжалостной и гордой!