Жорж Милославский. Сохраняйте спокойствие!

— Так и тут та же история. А что поломал немного, так и мы ломали, и нас гнули. Бывает.

* * *

Уважаемый Читатель, к тебе одному обращаюсь за вспоможением: не брось в непонятках автора, подскажи путевое название молодежной желтоватой газетенки с ГБшным надзором. А то уже всю голову сломал. Вона, как с прошлой книжкой помогли — придумали название ВИА «Одноклассники». С меня пара строчек про победителя в тексте книжки.

Глава 14 Кадры, начальство, кони…

Из кандейки высунулась голова. Голова эта была знакомой лично мне, сильно испуганной и она явно не сама торчала. На чём-то сей предмет зиждется, как мне кажется. Судя по открывающемуся и закрывающемуся рту, тело Гуревича было где-то очень рядом.

— Вы что-то хотели сказать, гражданин?

— Э-э-э-э. — Может и хотел, но пока не в состоянии.

Вот они, новые люди новой России, вылупляющейся из тела СССР. Подвисают и лупят зенками в опустевшей переговорной. Я почему во множественном числе говорю, потому что за Гуревичем из выгородки на полусогнутых показался еще один типчик, видимо, его деловой партнёр.

— Здравствуйте. — Бодро начал деловой, хоть и севшим голосом. И всё, на большее его не хватило.

— Здравствуйте, товарищ…

— Бойченко. Давид Артурович.

— Сорри, такое я точно не запомню. В голове не уложится. Кстати, а чего я вас тут раньше не видел?

— Я только что подошел.

— С этими?

— НЕТ! — Чего ты так напугался, болезный? — Я не с ЭТИМИ. Я отдельно пришёл, достаточно давно. Сидел в бухгалтерии, документы проверял.

— Для чего достаточно и кому?

— Что достаточно?

— Вы сказали, что пришли достаточно давно. Вы считаете, что этого достаточно, чтоб вас не связали с теми саботажниками, которых я только что уволил? — Вот теперь я посмотрю, как ты станешь оправдываться. Люблю, когда собеседник оправдывается, это так стильно выглядит всегда. Даёт понимание расстановки мест и распределения ролей. Сам предпочитаю не оправдываться. Виноват — лучше признаться и вытерпеть наказание. Не считаю себя таковым — брешусь до упора хоть с самим, хоть с его замом. И неважно, кто сам, а кто зам — правду отстаивать пусть больно, зато почётно.

— А вы кто такой, чтоб я боялся чего-то? Связали, не связали… — Ого, тоже боец, хоть и пузиком. Атака как форма защиты — это я понимаю.

— Я в это время и в этом месте силовой фактор. Нанят гражданином Гуревичем уволить тех, кого он сочтет помехой кооперативному движению. Вот вы что имеете против политики Партии в развитии еще одного уклада советской экономики?

— Прекратите болтать ерунду! Вас здесь никто не боится.

— А так? — Короткая очередь из пистолета-пулемета над самой головой Давида Бойченко вернула мне статус Бабайки, а его в кандейку. Еще и стекло выгородки рассыпалось.

— Жорж, может уже хватит? Пожалуйста. — Мой наниматель судорожно втягивал воздух сквозь зубы. Ага, страшно.

Ему страшно подумать, что лекарство может быть страшнее болезни. На самом деле я не опасен. Не для всех и не всегда. Просто кушать сильно хочется, пообедать забыл. А еще немного по мозгам дало это ощущение, когда ты один с автоматом, а все остальные белые и пушистые. Источники шерсти, овечьего сыра и баранины. Надо завязывать на самом деле. Вот только еще напугаю одного гражданина, который нам не товарищ. Да мне тут никто не товарищ, тут вообще это красивое звание перестали ценить. Деление на граждан, людей и товарищей начало рассыпаться. Сквозь асфальт социалистической законности начали прорастать господа. Пока робкие и нежные росточки, но куски асфальта уже выворочены приподнимающейся зеленью с портретами американских президентов, но трещины уже образовывают рисунок, напоминающий паутину.

— Граждане, сохраняйте спокойствие! Больше никто ни в кого без повода стрелять не станет, обещаю! — Чтобы моё заявление выглядело уж совсем убедительным, вытащил из разодранной с двух сторон сумки ППС-43 и поменял рожок на полный. А то случись что, а я без патронов. Нечаянно просыпавшиеся гильзы аккуратно собираю, смотрю по углам — нет ли где завалившихся или откатившихся. Понятное дело, если кому надо будет, то наковыряют пуль из пола. А всё равно, не надо оставлять материал для пуле-гильзотеки.

Гуревич всё еще обалдело, но уже без того ужаса смотрит за моими операциями. А я что, насорил — приберись! Встал и прикидываю на руке — утянут ли три десятка гильз сумку с гарантией на дно Москвы-реки. Нет, не утянут, всего-то сто грамм выходит. А вон какой-то стальной пятак валяется! Поправочка — лежит, не давая дверце шкафа самопроизвольно открываться. Тоже мне столяры, щеколду приделать не могут. Положил железяку в сумку, замотал её же сумкиным ремнем.

— Олег, отнесу сумочку в машину и вернусь. Угу?

— Потом отнесёшь, а. Давай разговор завершим. Вон и Давид так считает. Да, Давид⁈ — И глаза такие добрые-добрые. Точно, отошел Гуревич, сейчас железо будет ковать, пока горячо.

— Что⁈ Вы мне что-то сказали? — Переговорщик вылез из кандейки с явной готовностью к переговорам.