Жорж

Жак не обращал внимания на их протесты, поскольку у него были вполне определенные понятия о том, что справедливо и что несправедливо: те, с кем его только что уравняли, не знали его способностей и считали несправедливым возводить новичка в ранг матроса. И вот при первой же буре Жак полез на брам-стеньгу и срезал парус, который из-за неправильно завязанного узла не удавалось спустить с мачты, так что этот парус мог сломать мачту; при первом же абордаже он вскочил на вражеское судно прежде капитана, за что тот так сильно ударил Жака кулаком, что оглушил его на целых три дня. Дело в том, что на «Калипсо» существовало правило: капитан первым ступает на палубу вражеского судна. Однако, поскольку такого рода нарушения дисциплины храбрец легко прощает храбрецу, капитан, приняв извинения Жака, позволил ему в будущих сражениях занимать любое место в рядах нападающих, но только после него и его помощника. И при следующем абордаже Жак взошел на корабль третьим.

С этого времени экипаж уже не косился на Жака, а старые матросы первыми протягивали ему руку.

Так шло до 1815 года; мы говорим до 1815-го, потому что капитан Бертран, человек весьма недоверчивый, никогда не принимал всерьез падение Наполеона; может быть, это было связано с тем, что ничем в то время не занятый, он совершил два плавания на остров Эльба и во время одного из этих плаваний имел честь быть принятым бывшим властелином мира. Что сказали друг другу император и пират во время этого свидания, никто никогда не узнал; заметили только, что капитан Бертран, возвращаясь на борт, насвистывал:

Тир-лир-лир, трам-пам-пам,
И смешно же будет нам… —

что для капитана Бертрана было зна́ком самого полного удовлетворения; потом капитан вернулся в Брест и, не говоря никому ни слова, начал приводить «Калипсо» в порядок, запасся порохом и ядрами и нанял несколько человек, недостававших до полного состава экипажа.

Поэтому нужно было совсем не знать капитана Бертрана, чтобы не догадаться, что за занавесом замышляется представление, которое должно поразить публику.

В самом деле, спустя полтора месяца после плавания капитана Бертрана в Портоферрайо Наполеон высадился в заливе Жуан. Через двадцать четыре дня Наполеон вступил в Париж, а через трое суток после прибытия императора в Париж капитан Бертран вышел из Бреста на всех парусах с развевающимся трехцветным флагом на гафеле.

Не прошло и недели, как капитан Бертран вернулся, взяв на буксир великолепное английское трехмачтовое судно, нагруженное превосходнейшими индийскими пряностями. Капитан-англичанин был до того поражен, увидев трехцветное знамя (он считал его навеки исчезнувшим с лица земли), что ему и в голову не пришло оказать хотя бы малейшее сопротивление.

Эта добыча вызвала азарт капитана Бертрана. Продав товары по сходной цене и уплатив часть денег экипажу, который отдыхал в течение года и которому отдых сильно наскучил, он бросился на поиски другой жертвы. Но, как известно, не всегда находишь то, что ищешь: в одно прекрасное утро, после темной ночи, «Калипсо» встретилась нос к носу с фрегатом «Лестер», тем самым кораблем, который потом привез в Порт-Луи губернатора и Жоржа.

«Лестер» имел на десять пушек и на шестьдесят матросов больше, чем «Калипсо»; на нем не было никакого груза, вроде корицы, сахара и кофе, зато был заполненный пороховой погреб и богатый арсенал картечи и попарно связанных цепью ядер. Заметив, к какому роду кораблей принадлежит «Калипсо», «Лестер», не предупреждая, послал ей образец своего товара — ядро тридцать шестого калибра, пробившее подводную часть судна.

В противоположность своей сестре Галатее, убегавшей, чтобы ее увидели, «Калипсо» охотно бы убежала, пока ее не заметили. С «Лестера» взять было нечего, даже если его захватить в плен, что было совершенно невероятно. Но, к несчастью, не представлялось возможным и избежать встречи с ним, потому что его капитаном был тот самый Уильям Муррей, в то время служивший на флоте и, несмотря на свою изысканную внешность, которая позднее приобрела еще больший блеск в годы его дипломатической службы, известный как самый бесстрашный морской волк, плававший от Магелланова пролива до Баффинова залива.

Итак, капитан Бертран приказал установить две свои самые большие пушки на корме и пустился в бегство…

«Калипсо» была настоящим кораблем-хищником, построенным для гонок и имевшим длинный и узкий киль; но ныне бедная морская ласточка имела дело с океанским орлом, так что, несмотря на ее быстрый ход, скоро стало ясно, что фрегат догоняет шхуну.

Каждые пять минут «Лестер», уверенно нагонявший «Калипсо», посылал ядра, чтобы заставить шхуну остановиться. Впрочем, на это «Калипсо» отвечала своими кормовыми орудиями, не прекращая бегства.