Жорж

Между двумя рядами зрителей проходят ласкары: одни наполовину спрятаны под маленькими остроконечными пагодами, устроенными наподобие большой пагоды (они называют их айдоре́), другие вооружены палками и тупыми саблями, третьи едва прикрывают изорванным тряпьем свои нагие тела. Потом по особому знаку все начинают двигаться: те, что идут под айдоре, начинают вертеться, танцуя; те, что несут палки и сабли, вступают в борьбу друг с другом, нанося и отражая удары с необыкновенной ловкостью; остальные бьют себя в грудь и катаются по земле, изображая отчаяние; все кричат одновременно и по очереди: «Шахсей! Вахсей! О Хусейн! О Али!»

В то время как они занимаются этой религиозной гимнастикой, некоторые из ласкаров предлагают встречным вареный рис с ароматическими травами.

Это шествие продолжается до полуночи; в полночь ласкары возвращаются в малабарский лагерь в том же порядке, в каком они вышли из него, с тем чтобы выйти на следующий день в тот же час.

Но на следующий день сцена меняется и расширяется. Пройдя по городу, как накануне, ласкары с наступлением ночи возвращаются в лагерь, но только для того, чтобы вынести оттуда большую пагоду, символизирующую объединение обеих групп мусульман в одно целое. В этом году пагода была больше и красивее, чем в предыдущие годы. Покрытая самой роскошной, самой пестрой и самой разнородной бумагой, освещенная изнутри яркими светильниками, а со всех сторон — фонарями из разноцветной бумаги, которые были подвешены ко всем углам и ко всем выступам и струили по широким бокам пагоды потоки переливчатого света, пагода двигалась вперед — ее несло большое число людей, частью находящихся внутри, частью снаружи, и все они пели что-то напоминающее монотонный и мрачный псалом. Перед пагодой шли осветители, раскачивая на конце шеста длиною футов в десять фонари, факелы, огненные колеса и другие детали фейерверка. Тут танцы ласкаров в айдоре и поединки начались с новой силой. Фанатики в разорванной одежде принялись бить себя в грудь, испуская скорбные возгласы, на которые вся масса народа отвечала криками: «Шахсей! Вахсей! О Хусейн! О Али!» — криками еще более протяжными и душераздирающими, чем те, что раздавались накануне.

Дело в том, что пагода, которую они сопровождали на этот раз, изображала одновременно город Кербела, возле которого погиб Хусейн, и гробницу, в которой были похоронены его останки. Кроме того, обнаженный человек, раскрашенный под тигра, изображал чудесного льва, который в течение нескольких дней сторожил останки святого имама. Время от времени он бросался на зрителей, издавая рев, как будто хотел сожрать их, но человек, игравший роль его сторожа и идущий вслед за ним, останавливал его с помощью веревки, в то время как мулла, шедший сбоку, успокаивал его таинственными словами и магнетическими жестами.

В течение нескольких часов процессия с пагодой странствовала по городу и его окрестностям; потом те, кто нес ее, направились к реке Латаний; за ними следовало все население Порт-Луи. Праздник подходил к концу. Оставалось похоронить пагоду, и каждый, кто участвовал в ее триумфальном шествии, хотел теперь присутствовать при ее конце.

Подойдя к реке Латаний, те, что несли огромное сооружение, остановились на берегу; потом, когда пробило полночь, четыре человека приблизились с четырьмя факелами и подожгли пагоду с четырех углов; в тот же миг те, кто нес ее, опустили свою ношу в реку.

Но так как река Латаний всего лишь бурный и неглубокий поток, то в воду погрузилась только нижняя часть пагоды, а пламя быстро захватило всю ее верхнюю часть, взметнулось вверх по огромной спирали и, вращаясь, поднялось к небу. Это было фантастическое зрелище: яркая вспышка этого недолговечного, но живого пламени выхватила из мрака тридцать тысяч зрителей, принадлежавших ко всевозможным расам, кричавших на всевозможных языках и размахивавших платками и шляпами; одни толпились на берегу, другие — на ближних скалах; те смыкались в неясную массу, различимую лишь на первом плане и сливающуюся с темнотой тем больше, чем ближе они стояли к пологу леса, эти — в паланкинах, в экипажах и верхом — образовали огромный круг. Один миг вода отражала готовые погаснуть огни, и вся эта масса народа волновалась, как море; был такой миг, когда тени деревьев вытянулись словно поднимающиеся гиганты; был и такой, когда небо виднелось сквозь красный пар и каждое проходящее по небу облако было похоже на кровавую волну.