Жозеф Бальзамо. Том 1

Графиня повиновалась. Андреа тоже предложила дофине руку.

— Значит, вы понимаете по-немецки, мадемуазель? — спросила Мария-Антуанетта.

— Да, ваше высочество, — ответила ей по-немецки Андреа, — и даже немножко говорю.

— Превосходно! — с радостью воскликнула дофина. — Это как нельзя лучше соответствует моим планам.

Андреа не осмелилась спросить у августейшей гостьи, что это за планы, хотя ей очень хотелось узнать их.

Дофина медленно ступала, опершись на руку графини фон Лангерсхаузен. Казалось, у нее подгибаются ноги.

Выйдя из сада, она услыхала голос кардинала де Рогана:

— Господин де Стенвиль, неужели вы намерены говорить с ее королевским высочеством вопреки ее запрету?

— Это необходимо, — решительным тоном ответил губернатор, — и я убежден, что она простит меня.

— По правде сказать, я не знаю, должен ли я…

— Господин де Роган, пропустите нашего губернатора, — приказала дофина, выйдя на открытое пространство, окаймленное зеленой дугой деревьев. — Приблизьтесь, господин де Стенвиль.

Услышав приказ, придворные с поклоном расступились, давая проход родственнику всемогущего министра, который в ту пору правил Францией.

Господин де Стенвиль оглянулся вокруг, как бы давая понять, что пришел по секретному делу. Мария-Антуанетта догадалась, что губернатор хочет что-то сообщить наедине, но еще до того, как она сделала знак оставить ее одну, все придворные удалились.

— Ваше высочество, депеша из Версаля, — вполголоса доложил де Стенвиль, протягивая дофине письмо, которое он прятал в своей украшенной вышивкой шляпе.

Дофина взяла его и прочла на конверте: «Господину барону де Стенвилю, губернатору Страсбурга».

— Письмо не мне, а вам, сударь, — сказала она. — Распечатайте и, если там есть нечто, что может быть интересно мне, прочтите.

— Письмо действительно адресовано мне, ваше высочество, но видите, здесь в углу есть значок, о котором мы договорились с моим братом господином де Шуазелем и который означает, что письмо предназначено лично вашему высочеству.

— А, действительно, есть крестик, я его не заметила. Давайте.

Дофина вскрыла письмо и прочла:

«Решено представить г-жу Дюбарри ко двору, если она отыщет „крестную“ [54]. Мы все-таки надеемся, что таковую ей найти не удастся. Но наивернейшим средством предотвратить оное представление было бы скорейшее прибытие ее королевского высочества дофины. Как только ее королевское высочество окажется в Версале, никто не осмелится предлагать столь чудовищную непристойность».

— Прекрасно, — бросила дофина, не только не выказав ни малейшего волнения, но даже сделав вид, будто прочитанное не вызвало у нее никакого интереса.

— Проводить ваше высочество на отдых? — нерешительно осведомилась Андреа.

— Нет, благодарю вас, мадемуазель, — поблагодарила эрцгерцогиня. — На воздухе мне стало лучше. Видите, ко мне вернулись силы, и я вполне хорошо себя чувствую.

Она отпустила руку графини и пошла уверенным, быстрым шагом, словно с нею ничего не произошло.

— Лошадей! — приказала она. — Я уезжаю.

Г-н де Роган удивленно взглянул на г-на де Стенвиля, словно спрашивая у него объяснения этой внезапной перемены.

— Дофина выражает нетерпение, — шепнул на ухо кардиналу губернатор. Эту ложь он ввернул с таким искусством, что де Роган отнес ее на счет болтливости губернатора и вполне удовлетворился. Андреа же, приученная отцом уважать любые капризы коронованных особ, тем не менее была поражена странной непоследовательностью Марии-Антуанетты, которая повернулась к ней и, улыбаясь с необыкновенной благосклонностью, промолвила:

— Благодарю вас, мадемуазель. Я безмерно тронута вашим гостеприимством, — и тут же обратилась к барону. — Знайте, сударь: выезжая из Вены, я дала обет, что облагодетельствую первого француза, которого встречу после того, как пересеку границу Франции. Этот француз — ваш сын. Но он не сможет сказать, что я ограничилась лишь этим и что мадемуазель… Как зовут вашу дочь, сударь?

— Андреа, ваше высочество.

— И что мадемуазель Андреа была забыта.

— О ваше высочество!.. — пролепетала Андреа.

— Я намерена назначить ее фрейлиной. Не правда ли, сударь, мы вправе надеяться на вас? — спросила дофина у Таверне.

— Ваше высочество, — воскликнул барон, которому при этих словах показалось, что исполняются все его мечты, — на сей счет мы ничуть не беспокоимся: наша родовитость превышает наше богатство… и тем не менее… столь высокое счастье…

— Вы заслужили его… Брат будет, служа в армии, защищать короля, сестра — служить дофине, отец — наставлять сына в верности, а дочь в добродетели. У меня будут достойные слуги, сударь, не так ли? — обратилась Мария-Антуанетта к Филиппу, который только и смог, что преклонить колени; от волнения он был не в силах вымолвить ни слова.

— Но… — пробормотал барон, который первым вновь обрел способность рассуждать.

— Да, я понимаю, вам необходимо собраться, — не дала ему закончить дофина.

— Да, да, ваше высочество, — подтвердил Таверне.

— Что ж, я дам вам время, но только сборы не должны быть слишком долгими.