— Прошу поверить, сударыня, что я имею некоторые основания получить этот сан, который вы у меня оспариваете, — ответил герцог. — Вы сильней ненавидите госпожу Дюбарри — ну вот, я и назвал имя, но никто его, надеюсь, не слышал. Итак, вы сильней, нежели я, ненавидите госпожу Дюбарри, но я более, чем вы, скомпрометирован.
— Скомпрометированы? — удивилась г-жа де Мирпуа.
— Да, скомпрометирован, и притом чудовищно. Я неделю не бывал в Версале, и как раз вчера графиня заехала в Ганноверский павильон осведомиться, не болен ли я. Вам известно, что ответил Рафте: что я уже давно не чувствовал себя так превосходно. Но я отказываюсь от своих прав, я не честолюбив, я отдаю и даже вручаю первенство вам. Вы привели всех в движение, бросили искру, воззвали к нашему внутреннему чувству, и вам надлежит отдать жезл командующего.
— Только после их высочеств, — почтительно воспротивилась герцогиня.
— Ах, нет, отведите нам пассивную роль, — попросила принцесса Аделаида. — Мы поедем в Сен-Дени повидаться с нашей сестрой Луизой, она нас задержит, мы не возвратимся, так что упрекнуть нас будет не в чем.
— Совершенно не в чем, — согласился герцог, — или уж тогда надо иметь крайне испорченное воображение.
— А я отправлюсь в Шантелу проследить, как идет сенокос, — сообщила герцогиня.
— Браво! — воскликнул герцог. — Превосходный повод. В добрый час.
— У меня болен ребенок, — сказала принцесса де Гемене, — я буду ухаживать за ним и не выйду из дому.
— А у меня сегодня вечером так кружится голова, что, если завтра Троншен не пустит мне кровь, я могу серьезно расхвораться, — сказала г-жа де Поластрон.
— Я же, — величественно объявила г-жа де Мирпуа, — не приеду в Версаль, потому что просто-напросто не желаю ехать. Я выбираю эту причину, и другой мне не надо.
— Прекрасно, прекрасно, — одобрил Ришелье. — Все это весьма логично, а теперь нам нужно принести клятву.
— Как это принести клятву?
— Входя в комплот, принято клясться, так делали всегда, начиная с заговора Катилины[113]
и кончая заговором Челламаре,[114] в котором я имел честь принимать участие. Правда, от этого они не стали успешней, не все равно следует почтить обычай. Итак, поклянемся. Сами убедитесь, это весьма торжественно.Стоя в центре дамского кружка, он простер руку и величественно произнес:
— Клянусь!
Все дамы повторили клятву, кроме принцесс, которые постарались исчезнуть.
— Нy вот и все, — сказал герцог. — Когда заговорщики поклянутся, изменить уже ничего нельзя.
— Ах, в какой она будет ярости, когда обнаружит, что в салоне никого нет! — воскликнула г-жа де Гемене.
— М-да, — хмыкнул Ришелье. — Король нас отправит на некоторое время в ссылку.
— Но что же останется от двора, герцог, если нас сошлют? — воскликнула г-жа де Гемене. — Разве не ожидается визит его величества короля датского? Кого же тогда ему будут представлять? А прибытие ее высочества дофины? Кому ее будут представлять?
— И потом весь двор не сошлют, выберут кого-то одного.
— И я отлично знаю, кого выберут, — заметил Ришелье. — Меня, потому что мне всегда везет и всегда выбирали меня. Меня отправляли в ссылку уже четыре раза, так что, сударыни, это ровным счетом пятый заговор, в котором я участвую.
— Ошибаетесь, герцог, — бросила г-жа де Граммон. — В жертву принесут меня.
— Или господина де Шуазеля, — подсказал маршал. — Так что остерегайтесь, герцогиня.
— Господин де Шуазель, подобно мне, вытерпит опалу, но не снесет бесчестья.
— Нет, герцог, сошлют вовсе не вас, и не вас, герцогиня, и не господина де Шуазеля, а меня, — заявила г-жа де Мирпуа. — Король не сможет мне простить, что я столь же нелюбезна с графиней, как и с маркизой де Помпадур.
— Действительно, — согласился герцог, — вы всегда называли фаворитку фавориткой. Итак, сошлют нас обоих.
— Нас всех сошлют, — объявила, поднявшись, г-жа де Гемене, — поскольку я убеждена, что никто из нас не отступится от принятого решения.
— И не нарушит клятвы, — добавил герцог.
— Ну а кроме того, я на всякий случай приняла меры, — призналась г-жа де Граммон.
— Вы? — спросил герцог.
— Да, я. Чтобы прибыть завтра в десять в Версаль, ей нужны три вещи.
— Какие же?
— Парикмахер, платье, карета.
— Разумеется.
— Ну и что?
— А вот что! В десять она в Версале не будет. Король потеряет терпение, отпустит всех, и представление в связи с прибытием дофины отложится до греческих календ[115]
.Новый поворот заговора был встречен бурей аплодисментов и криков «браво»; г-н де Ришелье и г-жа де Мирпуа, аплодируя громче всех, обменялись взглядами.
Обоим старым царедворцам пришла одна и та же мысль.
В одиннадцать все заговорщики при свете полной луны разъехались кто в Версаль, кто в Сен-Жермен.
И только герцог де Ришелье, взяв лошадь у своего курьера[116]
, поскакал боковой дорогой в Париж, меж тем как его карета с задернутыми шторами спокойно катилась по дороге в Версаль.37. НИ ПАРИКМАХЕРА, НИ ПЛАТЬЯ, НИ КАРЕТЫ
Если бы г-жа Дюбарри явилась в большую парадную залу из своих версальских апартаментов, это было бы воспринято как проявление дурного вкуса.