Жозеф Бальзамо. Том 2

— Ваш племянник, — заметил Руссо, — куда более страстный натуралист, чем вы. Мы с ним собирали растения для гербария в лесу Монморанси. Народу было немного. Он прекрасно отыскивает, прекрасно выкапывает, прекрасно определяет.

— Он еще молод, ему нужно составить имя.

— А вы уже себе составили? Ах, собрат, собрат, вы собираете растения как любитель.

— Пойдемте дальше, дорогой философ, не будем ссориться. Кстати, обратите внимание — прекрасный Plantago Monanthos. В нашем лесу Монморанси вам попадался такой?

— Нет, — отвечал восхищенный Руссо. — Я тщетно разыскивал его, руководствуясь описанием Турнефора[3]. Действительно, великолепный образец.

— Какой прелестный домик! — воскликнул Жильбер, перешедший из арьергарда в авангард.

— Жильбер проголодался, — заметил г-н де Жюсьё.

— О, простите, сударь! Я совершенно спокойно подожду, когда вы будете готовы.

— Тем паче что после еды собирать растения не слишком полезно для пищеварения; к тому же на сытый желудок и зрение теряет остроту, и спина ленится сгибаться. Давайте пособираем еще немножко, — предложил Руссо. — Кстати, как называется этот домик?

— Мышеловка, — ответил г-н де Жюсьё, припомнив название, придуманное г-ном де Сартином.

— Странное название.

— Знаете, в деревне приходят в голову такие фантазии…

— А кому принадлежит эта земля, прелестная тенистая роща?

— Право, не могу сказать.

— Но вы знаете, кто хозяин, потому что идете туда завтракать, — настаивал Руссо, в голосе которого прозвучало недоверие.

— Да нет же… Верней сказать, я знаю тут всех, и лесным сторожам, которые сотни раз встречали меня в здешних лесах, известно, что выказать мне почтение, угостить рагу из зайца или жареным бекасом — это значит угодить своим хозяевам. Слуги всех окрестных имений позволяют мне всюду вести себя как дома. Может быть, этот домик принадлежит госпоже де Мирпуа, может быть, госпоже д'Эгмонт, может… Нет, право, затрудняюсь сказать. Но главное, мой дорогой философ, — и тут, я убежден, вы согласитесь со мной, — там мы найдем хлеб, плоды и жаркое.

Благодушный тон, каким произносил эту речь г-н де Жюсьё, разгладил нахмурившийся было лоб Руссо. Философ постучал башмаком о башмак, обтер руки, и г-н де Жюсьё первым ступил на мшистую тропку, которая, извиваясь между каштанами, вела к уединенному домику.

Следом за ним шел Руссо, не прекращавший по пути собирать растения.

Процессию опять замыкал Жильбер. Он шагал и думал об Андреа и о том, как бы повидать ее, когда она будет жить в Трианоне.

76. ЛОВУШКА ДЛЯ ФИЛОСОФОВ

На вершине холма, куда медленно поднимались трое ботаников, стояло одно из тех небольших деревянных строеньиц в деревенском стиле с остроконечной крышей, опирающейся на столбы из узловатых стволов, и окнами, увитыми плющом и ломоносом, которые целиком переняты из английской архитектуры или, скорей, у английских садовников, которые подделывают природу или, верней будет сказать, изобретают природу по своему вкусу, что придает определенную оригинальность их созданиям по части устройства домов и их изобретениям по части растительности.

Англичане вывели голубые розы, и вообще их всегдашнее стремление — создать антитезу любым установившимся идеям. Когда-нибудь они выведут черные лилии.

Пол в этом доме, достаточно просторном, чтобы вместить стол и полдюжины стульев, был выложен из кирпича и покрыт циновкой. Что же касается стен, их украшала мозаика из гальки, собранной на речном берегу, и раковин, но не из Сены; песчаные берега в Буживале и Пор-Марли не радуют взор гуляющего изобилием моллюсков, и потому на стенах присутствовали перламутровые и розоватые раковины, за которыми надо отправляться в Сен-Жак, Арфлёр, Дьеп или на рифы Сент-Адреса.

Потолок был рельефный. Сосновые шишки и коряги самой причудливой формы, напоминающие уродливые головы фавнов или диких зверей, казалось, нависали над вошедшим в дом. В довершение окна представляли собой цветные витражи, и стоило поглядеть в фиолетовое, красное или голубое стекло на равнину и лес Везине, как сразу же возникало впечатление, будто небо покрыто грозовыми тучами либо залито яростным блеском жаркого августовского солнца, либо бездонно, холодно и бледно, как во время декабрьских морозов. Словом, нужно было только выбрать стекло по своему вкусу и любоваться пейзажем.

Это несколько развлекло Жильбера, и он через каждое стекло витража оглядел живописную котловину, на которую открывался вид с Люсьеннского холма и по которой, змеясь, протекала Сена.

Однако глазам вошедших представилось еще одно весьма интересное зрелище (по крайней мере г-н де Жюсьё почитал его таковым): прелестный завтрак, сервированный на столе из неполированного дерева.