Жозефина

Было ли у Бонапарта тогда время на ревность? И если признать, что он мог испытывать настоящие сердечные муки, разве не компенсировались они чувством удовлетворенного честолюбия, которым он наслаждался без конца? Если он приходил в театр, никто не слушал актеров и не смотрел на сцену. Все лорнеты поворачивались в сторону его ложи, где он сидел в глубине, как бы спрятавшись наполовину, чтобы вызывать еще большее любопытство. Если он выходил на прогулку, вокруг него тотчас же образовывалась толпа. Зная характер парижан и сознавая, что внимание огромной столицы никогда не бывает долго приковано к одному и тому же предмету, он не распылялся, и в своих речах, повадке и манерах был подчеркнуто прост, что особенно контрастировало с его славой и должно было производить нужный эффект на республиканскую публику. Несмотря на напускную скромность, в этот момент он больше всего думал о способах доставить

Франции и миру новые сюрпризы. Не любовь доминировала в это время в его душе, а честолюбие. Однако он все еще любил Жозефину, и пусть его нежность к ней уже не была такой всепоглощающей, как после свадьбы, он должен был испытывать сожаление от того, что ее не было рядом с ним 10 декабря в Люксембургском дворце на торжествах в его честь.

Глава XVIII ТОРЖЕСТВО В ЛЮКСЕМБУРГСКОМ ДВОРЦЕ

10 декабря в Люксембургском дворце Директория торжественно принимала покорителя Италии. Для такого торжественного приема залы дворца оказались недостаточно просторными, чтобы вместить всех приглашенных. В огромный зал превратили широкий двор, украсив его трофеями и знаменами. В одиннадцать часов утра директоры собрались во дворце у своего коллеги Ла Ревейер-Лепо.

Празднество начинается с торжественного объявления прибывающих министров, членов дипломатического корпуса, офицеров парижского гарнизона. Сигнал к началу торжества дает артиллерийская батарея, расположенная в саду. Пройдя через галереи дворца, в главный двор выходит кортеж, предшествуемый оркестром, исполняющим любимые мелодии французских республиканцев. В глубине двора, примыкая к главному вестибюлю, возвышается алтарь Отечества со статуями Свободы, Равенства и Мира. Под алтарем — пять кресел для директоров, одетых в римские тоги, и эстрада для членов дипломатического корпуса. С обеих сторон эстрады полукругом возвышается амфитеатр, предназначенный для законодателей и музыкантов консерватории. Справа и слева от амфитеатра — знамена всех армий Республики. Стены двора украшены трехцветными драпировками. Над алтарем и амфитеатром — большой навес. Огромное количество людей заполняет двор и окна дворца, превращенные в балконы. На это торжество, предмет всех разговоров, прибыли «сливки» общества. Каждый из пришедших с огромной радостью ждет выхода и выступления того, чье имя у всех на устах. На женщинах самые изысканные туалеты. Они хотят не только сами смотреть, но и себя показать. И все внимание приковано как к торжеству, так и к зрительницам. В великолепных мундирах (в моде — излишняя роскошь), гордые своим видом, мужчины узнают друг друга и здороваются. Возбужденная и клокочущая толпа с нетерпением ждет появления своего кумира. Глава Директории отдает распоряжение привести военного министра, министра внешних сношений, генералов Бонапарта и Жуберта и командира бригады Андреосси, остававшихся в апартаментах Ла Ревейер-Лепо.

Оркестр консерватории исполняет симфонию. Вдруг звуки музыки перекрывает взрыв приветственных возгласов. Они раздаются со всех сторон: «Да здравствует Республика! Да здравствует Бонапарт! Да здравствует великая нация!». Кричат: «Вот он! Такой молодой и уже такой знаменитый! Вот он, победивший при Лоди, Кастильоне, Арколе, умиротворитель континента, соперник Александров и Цезарей, вот он!». Ему не мешают быть величественным ни его маленький рост, ни его щуплый и тщедушный вид, ибо в нем — величие одержанных побед. Никто больше не обращает никакого внимания ни на директоров, ни на знаменитых людей, присутствующих здесь. Все взгляды устремлены лишь на него одного. Со спокойным и скромным видом он продвигается, сопровождаемый военным министром, министром внешних сношений и своими адъютантами. Хор и оркестр запевают «Гимн Свободы». «Восторженно все хором исполняют воинственный рефрен. Призыв к свободе и вид освободителя Италии наэлектризовывает все души; Директория, кортеж, все присутствующие, стоя, без головных уборов, поют этот священный куплет»[22].