Жозефина

Арно в своих задушевных мемуарах так выразился по этому щекотливому вопросу: «Любовь, которую она внушала этому необыкновенному человеку, затрагивала ее гораздо меньше, чем его. Она воспринимала все менее серьезно. Правда, ей льстило, что он любит ее почти так же, как свою славу. Она наслаждалась этой славой, которая росла день ото дня, но только здесь, в Париже, где она слышала радостные приветствия и поздравления при каждом новом известии из итальянской армии. И она очень расстроилась, когда поняла, что больше нет возможности откладывать отъезд. Думая больше о том, что она вынуждена покинуть, нежели о том, что ее ждет, она отдала бы подготовленный для нее дворец в Милане, отдала бы все дворцы мира за свой дом на улице Шантерен, за свой маленький домик, который она недавно купила у Тальма… Она отбыла в Италию из Люксембургского дворца, после того как поужинала там с несколькими друзьями, в числе которых был и я… Бедная женщина! Она была вся в слезах, она рыдала, как если бы шла на казнь, а ведь она отправлялась царствовать».

…А в это время в Милане Бонапарт мужественно отвергал красивых итальянок, желавших обольстить его. Из-за любви к Жозефине он отказался даже стать любовником Грассини, знаменитой певицы, которая хотела предложить ему свою любовь.

Паспорт, выданный Директорией мадам Бонапарт, датирован 24 июня 1796 года. Через несколько дней она прибыла в Милан, куда въехала в экипаже, где вместе с ней находились ее деверь Жозеф, адъютант ее мужа Жюно и молодой офицер по имени Ипполит Шарль, гусарский лейтенант, помощник генерала Леклерка.

У городских ворот ее встретил герцог Сербеллони и следовал за ней во второй карете. Вечером, 9 июля, три белые от пыли кареты остановились у ступеней дворца Сербеллони в Милане. Десять тысяч человек, собравшихся перед роскошной резиденцией президента Заальпийской республики, кричали так, что, по выражению одного из свидетелей, «дрожал мрамор».

Сидя в глубине кареты, дрожа от страха, Жозефина взволнованно прошептала: «Что они хотят от меня?». Жюно удивленно посмотрел на нее: «Толпа приветствует вас, мадам». Этой фразой он хотел дать ей понять, что за последние три месяца произошли невероятные перемены. Став в марте женой маленького генерала без больших надежд, как ей казалось, на будущее, в июле она должна была увидеть себя почти государыней.

К несчастью, когда она прибыла, Бонапарт был в отъезде: военные действия удерживали его в Вероне. И только через четыре дня он смог, наконец, вырваться в Милан. Едва сойдя с лошади, он бросился в объятья Жозефины, ввел ее во дворец, где был организован большой прием. Проходя через великолепную анфиладу галерей, украшенных произведениями искусства, картинами, золотыми сосудами, редкостными цветами, книгами в драгоценных переплетах, молодой генерал шептал: «Это все собрано здесь по моему приказу для тебя, Жозефина…».

Мармон, приставленный к Жозефине, был свидетелем знаков внимания, которые были оказаны ей двором Сардинии. Он так говорит по поводу соединения супругов: «Бонапарт был очень счастлив, так как тогда он жил только ради своей жены; долгое время он пребывал в этом состоянии; никогда еще более чистая, более истинная и исключительная любовь не овладевала сердцем человека. Он был исключительной личностью».

Глава V

ЖОЗЕФИНА НА ВОЙНЕ

С того момента как Бонапарт покинул Жозефину в Париже, его положение очень изменилось. Она была очень удивлена почитанием, окружившим ее. Какие великолепные результаты достигнуты! Какой победоносный курс! Какое величие! Немногие принцы и государи удостаивались такого отношения. До подобного авторитета было далеко даже эрцгерцогу, управляющему Ломбардией за несколько недель до того. Бонапарт, чтобы не вызвать обиды у республиканской Директории, не расположился в эрц-герцогском дворце. Но у него была поистине королевская резиденция: дворец миланского герцога, патриота Сербеллони. Бонапарт только что стал общаться на равных с королем Сардинии, папой, герцогом Модены, великим герцогом Тосканы. Венеция и Женева подчинены силой и дипломатией; Рим и Неаполь присоединены коалицией; Верхняя Италия освобождена от австрийского ига. За пятнадцать дней он одержал шесть побед, взял в боях двадцать одно вражеское знамя, изъял сто картин из коллекции папы, тридцать — у герцога Модены, захватил пятьдесят миллионов, разграбил библиотеки, опустошил музеи — и подписал перемирие с Пьемонтом. Самые знаменитые шедевры античности отправлены в Париж как трофеи: что за чудеса, осуществленные лишь за несколько дней!