Но внизу в прихожей стояла вовсе не Жозефина, а Летиция Богарне, а из-за ее спины выглядывала Каролина. Мать Наполеона и его младшая сестра поспешили в особняк на улице Шантерен, названной в честь побед Бонапарта улицей Виктуар, чтобы приветствовать генерала и открыть ему глаза на поведение его супруги.
О, сколько было вылито грязи на «мерзкую изменщицу, недостойную даже его взгляда»!
– Кто она такая, чтобы иметь право называться Бонапарт?
В другое время Наполеон напомнил бы родне, что ее происхождение много выше их собственного, что Жозефина более знатного рода, а то, что ей во время революции пришлось… вести себя несколько неподобающе, так и это понятно – двое детей, причем прекрасных детей!
Но в том состоянии, в котором находился обманутый в своих горячих ожиданиях муж, он впитывал обвинения своей супруги, как сухая губка воду.
– Развожусь! Немедленно!
Дамы еще долго щебетали в салоне, кляня невестку на все лады, получалось, что Жозефина занималась любовью с Ипполитом Шарлем только что не на набережных Сены прилюдно! Наполеон скрипел зубами, твердя одно:
– Развод!
Наверху в своей комнате рыдала Гортензия, метался из угла в угол Эжен. Такой глупости от матери он никак не ожидал. Неужели нельзя было хоть сейчас вести себя скромней?! Ей уже тридцать семь, не столь красива, чтобы мужчины падали перед ней на колени, если сейчас Жозефину ославит разводом Наполеон, едва ли на нее позарится кто-то еще.
Совершенно неожиданно повел себя брат Наполеона Люсьен Бонапарт, тоже приехавший на улицу Виктуар. Он посоветовал матери и сестре отправляться домой, чтобы дать Наполеону отдохнуть с дороги, а сам уселся в кресло, явно намереваясь продолжить разговор.
Дамы уже выплеснули свой гнев и изложили все известные им факты, теперь оставалось только ждать решения генерала. Конечно, они предпочли бы еще пару часов помотать ему нервы, перемывая косточки ненавистной невестке, но Люсьен объявил, что им с братом нужно поговорить по государственным делам. Государственные дела мадам Летицию не интересовали вовсе, она их не понимала и не принимала.
Мать и сестра Наполеона уехали.
Сам он сидел в кресле, мрачно уставившись на горевший огонь. Наполеон любил тепло, заставляя разводить огонь в каминах даже в июле, если лето было не слишком жарким, в Париже после египетской жары ему и вовсе казалось зябко. А тут еще остывший, холодный дом…
– Люсьен, ну почему я столь несчастен в браке? Неужели развод мой удел? Развожусь!
– Никакого развода! Ты с ума сошел?
Жозефина, сама того не подозревая, получила неожиданную поддержку.
– Но она изменяет мне! Даже сейчас отсутствует дома.
– Разводись, но только позже.
Наполеон не понял брата:
– Почему не сейчас?
– Наполеон, ты можешь сейчас забыть о своей неверной супруге и подумать о Франции и делах?
– К чему они мне…
Люсьен не обратил внимания на любовные страдания брата, не лучшее ли лекарство от них деятельность? Он убеждал и убеждал Наполеона, что Франция готова к падению Директории, рассказывал, как французы ждут появления сильной личности, которая разогнала бы эту камарилью из пятисот хапуг и их помощников.
По мере того как дрова в камине прогорали, мысли Наполеона все дальше уходили от неверной супруги и возвращались к власти во Франции.
– Люсьен, ты знаешь, меня действительно хранит звезда! Она просто сопровождала нас всю дорогу обратно, горела перед самым носом корабля, потому нам удалось проскочить мимо англичан!
Люсьен не слишком приветливо покосился на блестевшего глазами брата. При чем здесь звезда, власть брать надо!
А Наполеон продолжал твердить о своем божественном предназначении, о том, что он должен стать божеством…
– Брат, хватит об избранности и божественности, подумай лучше о жизни.
Результат такого совета оказался неожиданным, Наполеон… залился горькими слезами, упоминанием своей жизни он считал только воспоминания об отсутствующей жене.
Пришлось Люсьену начинать все заново:
– Ты разведешься с ней, но только не сейчас. Франция не простит тебе неурядиц в семейной жизни сейчас, ты должен быть недосягаем для сплетней толпы. Потерпи…
Когда Люсьен уходил, Наполеон был готов терпеть, однако пустая постель и спальня, где все пахло и напоминало Жозефину, вернули его к мрачным мыслям.
Не менее мрачен был и Эжен. Он отправился к сестре:
– Гортензия, я ведь нарочно предупредил мать, что мы возвращаемся. Неужели хоть сейчас она не могла удержаться и побыть дома?
– Я получила твое предупреждение, когда она уже уехала…
– Куда?!
– Вам навстречу.
– Мне-то хоть не лги! Ее не было в Лионе!
Гортензия залилась слезами:
– Эжен, мама действительно поехала навстречу вам в Лион. Она очень торопилась и очень радовалась, что с вами обоими все в порядке.
– Этот… Шарль бывал здесь?
Могла и не отвечать, поток слез объяснил Эжену, что бывал, и часто. И все же что-то не так…
– Когда она уехала?
Гортензия ответила.
– Как же мы могли разминуться?