Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

В советской историографии, посвященной Наполеону, наибольшей известностью пользуются вышедший еще в 30-е годы и ставший классическим труд акад. Е. Тарле и опубликованная значительно позже, богатая по материалу книга московского ученого А. Манфреда. В этих работах Жозефине отведено сравнительно незначительное место, а характеристики, даваемые ей, существенно отличаются друг от друга. Суров и не во всем справедлив по отношению к бедной Жозефине Е. Тарле: «Жозефина была весьма пуста и ни о чем не умела думать, кроме платьев, бриллиантов, балов и иных развлечений». Что правда, то правда, за Жозефиной водились и другие, более предосудительные грехи, но вот со следующим утверждением вряд ли можно полностью согласиться: «Ни Жозефина, ни вторая его жена, Мария Луиза Австрийская, ни г-жа Ремюза, ни актриса м-ль Жорж, ни графиня Валевская и никто вообще из женщин, с которыми на своем веку интимно сближался Наполеон, никогда сколько-нибудь заметного влияния не только не имели, но и не домогались». Что касается Марии Луизы или легкомысленной м-ль Жорж (Жоржины, как ее называл Наполеон), и их влияния на императора, действительно, говорить не приходится; искренне же любившая Наполеона Мария Валевская хотела, как известно, использовать его ответное чувство к ней в политических целях (и не всегда безуспешно). Жозефина — в этом прав А. Манфред — была, во всяком случае в течение длительного времени, другом Наполеона, способным оказывать на него влияние, сглаживать его грубость, резкость; она была полезна ему и в том смысле, что умела блестяще играть роль первой дамы, приобретя необходимые для супруги первого консула, а затем императора величественность и такт.

А. Манфред способен смотреть сквозь пальцы и на некоторые неблаговидные стороны поведения вдовы виконта Богарне во времена Директории: ее любовников Л. Гоша и П. Барраса он деликатно именует ее поклонниками, а об оргиях, в которых участвовала тогда молодая женщина, не упоминает вовсе. И правильно делает. Время после прекращения якобинского террора, после термидорианского переворота было временем разгула страстей, «жажды жизни», охватившей верхушку французского общества, стремлением взять от жизни все — и как можно скорее, не стесняя себя никакими нравственными принципами. Прекрасная креолка оказалась в окружении таких людей, как Баррас или Тальен, воплотивших в себе все пороки и преступления термидорианского режима.

Е. Тарле полагает, что Жозефина согласилась на брак с Наполеоном из материальных соображений, но в то время, когда в «Хижине» Терезии Тальен зимой 1795–1796 гг. она впервые встретилась с Наполеоном к тому еще только приближалась военная слава, и никакими богатствами он не располагал. Мало того, своим внешним видом, неловкими, угловатыми манерами молодой генерал вряд ли мог привлечь внимание блестящих светских дам. Вот как, суммируя впечатления многих современников будущего императора, рисует его портрет А. Манфред: «Невысокого роста, худой, почти болезненного вида молодой человек с черными прямыми длинными волосами, падающими на плечи, со странной бледностью нефранцузски смуглого лица, необычайно живыми глазами, всегда небрежно, почти плохо одетый». Отдадим должное Жозефине: в те годы она находила Наполеона «забавным», но не жалким, и сумела разглядеть в нем то, что видели тогда лишь немногие, наиболее проницательные люди. Жозефина же, как мы видели, привлекла Наполеона своей женственностью, непередаваемым обаянием, почти кошачьей грацией, умением достойно держать себя в весьма сложных и деликатных ситуациях. Постепенно он узнавал о ее недостатках — расточительстве, неверности, неумеренной любви к драгоценностям и нарядам, участии в сомнительных «коммерческих» махинациях, отвергал ее попытки вмешиваться в его дела, хотя иногда и уступал просьбам Жозефины за каких-либо провинившихся перед ним людей и многое ей прощал.

В целом же Наполеон руководствовался высказанным им как-то принципом: «Женщины — душа всяческих интриг. Следовало бы отправить их заниматься домашними делами. Правительственные салоны должны быть для них закрыты». Все это вместе с многочисленными любовными «романами» не мешало Наполеону по-своему всегда любить Жозефину и ценить ее чувство к нему. Даже после развода он продолжал посылать ей то краткие записки-донесения о своих делах, то пространные, не лишенные сентиментальности письма. Существует и не очень достоверная легенда о том, что последние слова умиравшего в изгнании императора были обращены к Жозефине.

Трудно быть женой великого человека, и то, что Жозефина в общем-то выдержала жизненный экзамен, склоняет чашу весов истории в ее пользу. Были на ее пути и ошибки, предосудительные поступки, были и добрые дела или, во всяком случае, похвальные намерения. Все, кому дорога живая природа, вероятно, занесут в «актив» Жозефины ее любовь к животным и растениям. Увлечение собственным садом и парниками в Мальмезоне стало, пожалуй, единственным серьезным занятием императрицы, которому она отдала немало сил, времени и даже денег.