Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Однако г-н де Шанбодуэн все время спрашивал себя, как далеко можно ему зайти в предупредительности к изгнаннице. 17 марта 1810 он запросил на этот счет министра внутренних дел, с удовлетворением докладывая ему: «Я стараюсь придать своим действиям весь авторитет представителя правительства и сорокатрехлетнего человека».

И он сам, и его «авторитет» разом спустились с облаков, когда от министра внутренних дел пришло письмо, где тот, отвечая на весть о создании почетного эскорта, «не мог скрыть», насколько это решение кажется ему «необдуманным по форме». Он заканчивал послание выпадом, от которого г-н префект побелел, словно от потери крови: «Надеюсь, что указываю на подобный промах в последний раз». А ведь г-н Шанбодуэн не знал, что его министр учинил этот письменный разнос сразу по выходе из императорского кабинета!

Наполеон распорядился даже предупредить префекта, что тому следует проследить, чтобы департаментская газета ни словом не обмолвилась о приезде Жозефины.

Шанбодуэн был тем более этим сражен, что приказал напечатать и расклеить письмо Жозефины о ее приезде и сообщил о новости в «Журналь д'Эвре э де л'Эр». Однако свести на нет то, что сделано, было уже невозможно, и «ликующий въезд г-жи герцогини Наваррской» прошел именно так, как мечталось сперва г-ну префекту.

* * *

Наступает великий день — четверг, 2 9 марта 1810, средина поста.

В сопровождении своих начальников служб Ролан де Шанбодуэн выезжает в Шофур на границе департамента между Боньером и Паси-сюр-Эр.

Как только показываются кареты, оркестр начинает «Где может быть лучше, чем в лоне семьи?». Национальная гвардия выстраивается в шеренги, и толпы сбежавшихся горожан кричат: «Да здравствует императрица Жозефина!» Конный почетный эскорт из 3 3 рядовых и офицеров располагается вдоль дороги. Мундиры у них «блошиного цвета»^[136], красиво оживляемые оранжевыми воротниками, нагрудники белые, рейтузы темно-синие, белое перо на треуголке, талия перетянута непорочно белым шарфом. Высунув голову из окошечка «Опала», Жозефина принимает букет, заказанный г-ном де Шанбодуэном, и выслушивает, думая совсем о другом, уверения в преданности от г-на префекта, выражающего «от себя и всего департамента радость узреть в ее лице образец доброты, добродетели и грации». Добродетель явно лишнее слово, но его поминают вот уже пятнадцать лет, и Жозефина в конце концов поверила, что это, действительно, ее свойство.

Затем экипаж, окруженный почетным эскортом, опять пускается в дорогу. За ним тянутся бесчисленные экипажи и фуры, которые везут 67 3 платья, не считая восточных и охотничьих нарядов, 7 3 корсета, 400 шалей, 498 сорочек из муслина, голландского полотна, батиста и перкаля, 198 пар шелковых чулок, 685 пар обуви, 980 пар перчаток и 87 шляп.

Есть тут и лошади, потому что Жозефину сопровождает целое ремонтное депо. Угодно читателю познакомиться с некоторыми из коней? Вот Синичка, Придворный, Эмаль — все трое пегие; Капризница и Змейка — серые; Фаворитка — серая в яблоках; Ласковый — вороной жеребец с белой звездочкой; Гордец — пегий с проседью; Звезда — серая, чуточку норовистая кобыла.

Почтовых лошадей меняют в Паси, и неизбежные девочки в белом подносят Жозефине цветы. Наконец поезд достигает Эвре, где национальные гвардейцы в голубом, «одетые с наивозможным тщанием и вооруженные тем, что они смогли получить», стоят шеренгами от площади Бонапарта, ныне площадь Шарля де Голля, вдоль улиц Ферре, Арфы, Епископства, Сен-Торен и Парижской дороги. Играет музыка, гремят пушки, заливаются колокола собора Богоматери и церкви Сен-Торен, и Жозефина, вытерпливая уже вторую речь, на этот раз произносимую мэром г-ном Дюро де ла Бюфардьером, может считать, что вернулась в «добрые старые времена».

Епископ, восьмидесятилетний г-н Бурлье, отсутствует. Он облачается и не успевает ни произнести речь, ни предложить прибывшей святую воду у церкви Сен-Торен. Кортеж шагом пересекает город, и императрица, — уточняет префект в своем докладе, — «самым грациозным образом здоровается со всеми, кого встречает на своем пути».

Когда, проехав три километра по дороге на Конш, Жозефина видит впереди свою новую резиденцию, которая высится над болотистой местностью, прорезанной канавами, прудами и каналами, все это кажется ей кошмаром. Замок — здание в форме куба с высотой, равной ширине, расположенное на цоколе с лестницами и газонами и увенчанное короной из печных труб; над зданием, усеченная вершина которого образует платформу, шестиоконная ротонда с куполом. На платформе предполагалось водрузить статую Тюренна, дяди десятого герцога д'Эвре, автора этой уродливой постройки. Платформа, к счастью, осталась пуста, но замок все равно производит впечатление незаконченности, и жители Эвре фамильярно величают его «Чаном».

«Опал» Жозефины остановился.

На террасе «две маленькие барышни», переодетые под пастушек, подносят ей цветы и двух украшенных лентами ягнят, а затем поют: