Жребий

— Расслабься. Я наверху, с Мэттом Бэрком. Который требует, чтобы ты, как только будешь в состоянии, порадовал его своим обществом.

— Почему же ты не зашла…

— Я заглянула к тебе чуть раньше. Ты спал, как ягненок.

— Тут на ночь дают всякую дрянь, чтоб отключить больных и спокойненько красть всякие разные органы для таинственных пациентов-биллионеров, — сказал Бен. — Как Мэтт — Поднимайся, сам увидишь, — ответила Сьюзан и, не успела она повесить трубку, как он уже влезал в халат.

2

Мэтт выглядел много лучше — можно сказать, он снова помолодел. Возле койки сидела Сьюзан в ярко-синем платье. Когда Бен вошел, Мэтт поднял руку в знак приветствия.

— Тащи сюда вон ту руину.

Бен пододвинул к кровати один из ужасающе неудобных больничных стульев и уселся.

— Как самочувствие?

— Гораздо лучше. Слабость… но лучше. Вчера вечером у меня брали кровь из вены, а утром дали на завтрак яйцо-пашот. Обхохочешься. Репетиция комедии «ты снова дома, старина».

Бен легонько чмокнул Сьюзан и заметил, что лицо у девушки напряженно-спокойное, словно внутри — связующий каркас из тонкой проволоки.

— После того, как ты вчера вечером мне позвонила, произошло что-то новое?

— Я ничего не слыхала. Но я ушла из дому около семи, а Удел по воскресеньям просыпается немножко позже.

Бен перевел взгляд на Мэтта.

— Вы готовы обговорить положение дел?

— Думаю, да, — сказал Мэтт, немного подвинувшись. Надетый ему на шею Беном золотой крест ярко блеснул. Кстати, за это спасибо. Здорово успокаивает, хоть я и купил его на еженедельной распродаже у Вулворта, в отделе нераспроданных остатков.

— А ваше состояние?..

— «Стабилизировалось» — таким неискренним термином воспользовался доктор Коди, когда осматривал меня вчера после обеда. Судя по кардиограмме, которую он забрал с собой, это был просто-напросто легкий сердечный приступ… без образования тромба. — Мэтт откашлялся. — Ради самого Коди надеюсь, что так и есть. Поскольку дело было через неделю после того, как он меня обследовал, я мог бы содрать с него через суд семь шкур за нарушенное обещание. Он замолчал и спокойно взглянул на Бена. — Он сказал, ему попадались такие случаи как результат сильного потрясения. Я помалкивал. Правильно?

— Абсолютно правильно. Но события развивались. Мы со Сьюзан собираемся сегодня повидаться с Коди и все ему рассказать. Если он тут же не подпишет мне бумаги на выписку, отправим его к вам.

— И уши у него завянут, — зловеще пообещал Мэтт. — Сопливый сукин сын не позволяет мне курить трубку.

— Сьюзан рассказала вам, что творилось в Иерусалимовом Уделе с вечера пятницы?

— Нет. Она сказала, что хочет подождать вас.

— Пока она не начала, вы не расскажете мне, что именно случилось у вас дома?

Лицо Мэтта помрачнело. Маска выздоравливающего на секунду поколебалась, и перед Беном на миг появился тот старик, которого он видел спящим накануне.

— Если вы не готовы…

— Да нет, конечно, готов. Если хотя бы половина моих подозрений соответствует истине, это мой долг. — Мэтт горько улыбнулся. — Я всегда считал себя в некотором роде свободным мыслителем, испугать которого нелегко. Но просто диву даешься, как свирепо сознание может стараться вычеркнуть то, что ему не нравится или кажется угрожающим. Как волшебные грифельные доски, которые мы таскали с собой в детстве. Если тебе не нравился рисунок, надо было просто потянуть верхний листок кверху, и картинка исчезала.

— Но линии на черном веществе под листком оставались навсегда, — сказала Сьюзан.

— Да, — он улыбнулся ей. — Чудесная метафора взаимодействия сознания с подсознанием. Жаль, Фрейд застрял на луковицах. Но мы отклоняемся от темы, учитель посмотрел на Бена. — Вы уже слышали эту историю от Сьюзан?

— Да, но…

— Конечно. Я только хотел убедиться, что можно обойтись без предыстории.

Мэтт повел рассказ голосом почти равнодушным, невыразительно, прервавшись только, когда, шелестя мягкими, подклееными крепом подметками вошла сиделка — узнать, не хочет ли Мэтт стаканчик имбирного эля. Мэтт сказал, что стаканчик имбирного эля пришелся бы очень кстати, так что заканчивал он свою историю, периодически потягивая питье через гибкую соломинку. Бен отметил, что, когда учитель добрался до Майка, задом наперед вывалившегося из окна, кубики льда в стакане, который держал Мэтт, легонько звякнули. И все-таки его голос не дрожал, сохраняя те самые ровные ноты, какими Мэтт, несомненно, пользовался на уроках. Бен (не в первый раз) подумал, что Мэтт — человек, достойный восхищения.

Когда Мэтт закончил, наступило краткое молчание, которое нарушил он сам.

— Вот так вот, — сказал он. — Вы ничего своими глазами не видели. Что вы думаете?

— Вчера мы довольно долго говорили об этом, — сказала Сьюзан. — Бен расскажет.

Бен довольно застенчиво выдвинул все разумные объяснения, после чего опроверг их. Когда он упомянул запертый снаружи ставень, мягкую землю, отсутствие отпечатков ножек стремянки, Мэтт зааплодировал.

— Браво! Настоящий сыщик!

Мэтт посмотрел на Сьюзан.