Жребий

— Боюсь, — признался Бен. — Но еще меня зло берет — я потерял девчонку, которая нравилась мне до чертиков. Наверное, я любил ее. Мы оба лишились Джимми. Ты остался без отца с матерью, они лежат у вас в гостиной под диванным покрывалом. — Бен подтолкнул себя к последней жестокости. — Хочешь вернуться посмотреть?

Марк вздрогнул и отпрянул. Потрясенное, испуганное лицо переполняла боль.

— Я хочу, чтобы ты был при мне, — сказал Бен уже мягче, чувствуя в животе микроб отвращения к себе. Он говорил, как футбольный тренер перед крупной игрой. — Мне плевать, кто раньше пытался остановить Барлоу. Мне плевать, если Аттила Венгр брался играть с ним и проиграл. Я сделаю свой выстрел. И хочу, чтобы ты был при мне. Ты мне нужен. — Что было чистой и неприкрытой правдой.

— Ладно, — сказал Марк. Он глядел себе в колени, нашедшие друг друга руки сплелись в пантомиме безумного горя.

— Крепись, — сказал Бен.

Марк безнадежно взглянул на него.

— Я стараюсь, — ответил он.

44

Бензоколонка Сынка Экссона на другом конце Джойнтер-авеню оказалась открыта, и Сынок Джеймс (который эксплуатировал своего тезку из песенки, поместив в витрине рядом с пирамидой жестянок из-под бензина огромную цветную вывеску) лично вышел подождать Бена с Марком. Сынок был низеньким, похожим на гнома мужичком, стриженным под машинку. Вечный ежик демонстрировал розовую кожу головы.

— А-а, мистер Мире, как делишки? Где ваш ситроен?

— Я его экономлю. Сынок. Где Пит? Пит Кук был приходящим помощником Сынка и, в отличие от Экссона, жил в городе.

— Сегодня так и не явился. Да плевать. Все равно дела идут не шибко. Город, похоже, вымер.

В животе у Бена заворочался мрачный истерический смех, угрожая вскипеть и вырваться изо рта мощной, напоенной горечью волной. Ему удалось выговорить:

— Не зальете бензинчику? Я хочу от вас позвонить.

— Ради Бога. Здорово, пацан. Что, сегодня занятий нет?

— Я поехал прогуляться с мистером Мирсом, — ответил Марк. — У меня шла кровь из носа.

— Да я уж догадался. С моим брательником такое бывало. Это значит, мальчуган, у тебя высокое кровяное давление. Ты давай поосторожней, — Он прошагал к багажнику машины Джимми и отвинтил колпачок.

Бен зашел внутрь и набрал номер по таксофону, висевшему возле витрины с картами дорог Новой Англии.

— Камберлендская больница, какое вам отделение?

— Можно поговорить с мистером Бэрком? Четыреста вторая палата. Пожалуйста.

Наступила необычная пауза, и Бен уже собрался поинтересоваться, не сменилась ли палата, но тот же голос спросил:

— Простите, кто говорит?

— Бенджамен Мире. — Неожиданно в мозгу Бена выросла длинная тень — вдруг Мэтт умер? Неужели? Конечно, нет — это было бы слишком, — С ним все в порядке?

— Вы родственник?

— Нет, близкий друг. Он не…

— Мистер Мире, сегодня днем мистер Бэрк скончался. В 3:07. Если хотите, погодите минутку, я посмотрю, не пришел ли доктор Коди. Может быть, он мог бы…

Голос еще что-то говорил, но Бен перестал его слышать, хотя трубка по-прежнему была приклеена к уху. Он вдруг понял, как сильно зависел от Мэтта, который должен был провести их через остаток этого кошмарного дня, и это сознание внедрилось в него, вломилось всем весом, вызвав дурноту. Мэтт умер. Сердце не выдержало. Естественные причины. Словно сам Господь отвернул от них Свой лик.

Теперь только мы с Марком.

Сьюзан, Джимми, отец Каллахэн, Мэтт. Никого не осталось.

Он молча боролся с охватившей его паникой.

Бездумно повесив трубку на рычаг, обрубив на середине какой-то вопрос, Бен снова вышел наружу. Было десять минут шестого. На западе в тучах появилась промоина.

— Ровно на три доллара, — жизнерадостно сообщил Сынок. — Тачка доктора Коди, да? Как вижу «Д.М.» на номере, так каждый раз вспоминаю одно кино про шайку воров — там один мужик все крал тачки с «Д.М.» на номере, потому что…

Бен дал ему три однодолларовых купюры.

— Мне надо сваливать, Сынок. Прости. Неприятности.

Сынок сморщился. — Вот жалость-то, мистер Мире. Плохие новости от издателя?

— Наверное, можно и так сказать. — Бен сел за руль, захлопнул дверцу и отъехал, оставив одетого в желтый плащ Сынка глядеть им вслед.

— Мэтт умер, да? — спросил Марк, приглядываясь к нему.

— Да. Сердечный приступ. Откуда ты знаешь?

— Ваше лицо. Увидел ваше лицо. Было 5:15.

45

Паркинс Джиллеспи, дымя сигаретой, стоял под навесом на крылечке здания муниципалитета, разглядывал небо на западе и внимание на Бена с Марком переключил неохотно. Лицо констебля казалось пожилым и грустным, как стакан с водой из дешевой забегаловки.

— Как дела, констебль? — спросил Бен.

— Терпимо, — соизволил ответить Паркинс. Он рассматривал заусенец на полукруглом валике огрубевшей кожи, который окаймлял ноготь большого пальца. — Видел, как вы катались взад-назад. Кажись, в последний заход пацан катил от Рэйлроуд-стрит один. Так?

— Да, — сознался Марк.

— Чуть не поцеловался с мужиком, который ехал навстречу. Разошлись впритирочку.

— Констебль, — сказал Бен, — мы хотим рассказать вам, что здесь творится.

Паркинс Джиллеспи, не снимая руки с перил крылечка, выплюнул окурок. Не глядя на них, он спокойно объявил:

— И слышать не хочу.