Жребий

— Какой свободой, Тимофей Сергеевич?! О чем, вы говорите! Вы полностью предопределены. Настоящая свобода прихотлива и непредсказуема, как капризная баба. За нее надо всегда платить, и в первый раз она вам обошлась изгнанием из рая. Сегодня, не скрою, степень риска сильно возросла. Зато взлетели и дивиденды по её акциям. По-этому, конечно, вы правы, выбирать надо крайне осторожно. Но выбирать надо свободу, а не её суррогат.

— А я что делаю? Вся моя жизнь есть, по существу, сопротивлением Злу, олице-творением коего вы являетесь. Как же я могу защищать ваши позиции?

— На поверхностный взгляд — да, нелогично. Но на самом деле, не будь в вашей жизни сопротивления Злу, вы бы не обладали сегодня столь изворотливым умом. Неда-ром же вы говорите: нет Худа без Добра. Хотя, как всегда, говорите приблизительно. Я бы сказал точнее и по-другому: благодаря Худу мы имеем Добро. В той, в Божественной системе. Человек в ней является человеком на столько, на сколько он способен сопро-тивляться своему предопределению.

— Я уже давно определился. Может, правильно, может, неправильно, но я выбрал Добро. Все остальные варианты для меня неприемлемы. Вы хотите перестроить мир? Я тоже желал бы этого. Но на основе Добра и здравого смысла. Однако нам иного мира не дано. И мы должны приспосабливаться к тому, что есть в наличии. Вы же тянете нас в бездну: жизнь в вечности, созидающий в творчестве себя человек, неограниченное рас-ширение интеллектуальных возможностей… Это мне напоминает нахально-самоуверенный тезис материалистов о безграничных возможностях человеческого по-знания. А так ли уж нам сегодня это нужно, абсолютное знание? Ведь тот, кто будет об-ладать таким знанием, непременно станет притязать на трон Божий. И снова вспыхнет новый конфликт. Но уже вселенского масштаба. Поэтому такая ситуация чревата взры-вом сама по себе. Я же за естественный ход событий. Не надо торопить лошадей. Иначе не доедем до желаемой цели. Возможно, когда-нибудь, в отдаленном будущем, человек и достигнет индивидуального бессмертия. Но оно должно быть столь же естественным, как сегодня для него естественной является смерть. Чтобы люди приняли его как историче-ский итог их эволюции, а не как результат чьей-то авантюры. Потом, я что-то здесь не понял, как же мы разделим власть? — спросил Нетудыхин, пытливо глядя на Сатану.

— Пополам! — не задумываясь ответил тот. — Вы будете править в Солнечной системе, я — во Вселенной.

— Но Солнечная система является частью Вселенной, и, таким образом, первен-ство будет принадлежать вам. Вы полагаете, что человек на такой вариант согласится?

— Думаю, да.

— А я думаю, нет. Не лез бы он сегодня в Космос, если бы он не планировал рас-ширение своей власти во Вселенной. Человек в своем поведении агрессивен.

— Но ведь это он ведет себя так в биполярном мире! В нашем мире он будет вес-ти себя по-другому, по-хорошему.

— Тогда это может получиться не человек, а опять же — раб!

— Почему? Какие есть для этого основания?

— Потому что высшая власть неделима. Всякие диумвираты, триумвираты закан-чиваются всегда в конечном счете победой сильнейшего. Значит, впереди нас ждет еще одна борьба, которая может оказаться абсолютно разрушительной. И, откровенно говоря, все эти рассуждения о бессмертии сильно попахивают личинкой.

— Какой личинкой? — удивленно спросил Сатана.

— Личинкой из второго правила вашего декалога: изыщи личину для Зла…

— Ну что вы, Тимофей Сергеевич! Как можно так думать! Я же к вам со всей от-крытой душой. Я совершенно искренен с вами. Фу! Вот это да!..

— Я не верю вам, — заявил откровенно Нетудыхин.

— Зачем же вы меня тогда сегодня сюда пригласили?

— Ну, думалось одно, получилось совсем другое… Зато я сегодня окончательно уяснил вашу позицию. Не по пути нам с вами, Тихон Кузьмич, никак не по пути.

Помолчали. Потом Сатана сказал:

— Значит, вы все-таки дрейфите. Забвение вам предпочтительней бессмертия. Хотя арифметика крайне проста. Вас не было, Тимофей Сергеевич, — ни вчера, ни сего-дня, ни когда-нибудь ещё. А то, что вы пишете, — канет в археологическом мусоре ото-шедших народов. Точка! Вернее, нуль! Вас ожидает обычный, до пошлости, традицион-ный конец.

— Ну и что? Я знаю, что моё творчество — писк комара во Вселенной. Но у меня нет другого выхода — поэтому я пишу. А вдруг где-то там, в глубине этой махины, меня услышит другой такой же комар. Потолкуем хотя бы. Ну а если у меня тут окажется про-гар, то я хоть с людьми будущего поговорю. Чтобы они, учитывая наш горький опыт, не делали тех глупостей, которые творим сегодня мы.

— Высоко берете, Тимофей Сергеевич. Падение будет соответствующее.

— А хрен с ним! Семь смертям не бывать, а одной не миновать.

— Фантазии. Вас ожидает одно: забвение. Кстати, вам приходилось когда-нибудь видеть отжившего свой век человека?

— Положим.

— Дряхлого. Изуродованного. Источенного, как трухлявый пень.

— Ну.

— И вам его не жалко?

— Конец потому и конец, что он… конец, — сказал как-то не совсем вразуми-тельно Нетудыхин.

— Вы жестокий человек, Тимофей Сергеевич, — сказал Сатана.