Жребий

— Это по вашему истолкованию она была обречена на определенный исход. А по-моему, вы так усиленно старались не потому, что жаждали услужить Творцу, а потому, что Он ваш проект отверг. Вот вы не без злорадства и попытались Ему доказать, что Его вариант проекта тоже не совсем идеален. К несчастью, вам это удалось.

— Правдоподобное предположение, но далекое от истины. Уверяю вас, мной руководило одно лишь искреннее желание послужить Отцу со всем своим сыновним тщанием. Ничего больше. Я совершенно не предполагал таких жесточайших последствий: и для себя, и для вас. С расстояния сегодняшнего дня и всего пережитого опыта, вам, конечно, легко судить. И все же я вам скажу одно: повторись эта ситуация сегодня, все было бы совершенно по-другому.

— А я сомневаюсь. Я не верю вам. Что-то вы мухлюете здесь. Не так это было, не так. Я даже допускаю, что идея сотворения человека действительно сначала пришла на ум вам. Может быть. Ну и что? Вы же Его дитя! Потому вам нечего было тягаться со своим Родителем, тем более что во всех подробностях идею осмыслил-то Он. Вам нужно было великодушно покориться, памятуя Его право старшинства над вами. И все стало бы на свои места. История могла бы пойти по совершенно другому пути.

— Да? Ишь, вы какой рассудительный! Я бы посмотрел на вас, если бы вы какую-то идею выстрадали сами, а потом у вас кто-нибудь взял бы да и тяпнул ее, — чтобы вы тогда запели?

— Вот-вот, тут-то вы и взбунтовались и упали в гордыню за свои таланты. Это чувствуется даже сейчас. Вам, если объективно подойти, надо морду сегодня бить за ваше совращение человека. Вы коварством и хитростью подбили его на преступление, за что и сами пострадали. А теперь, в обиде на Творца, на земле вы порочите Его перед человеком, а там, на небе, — человека перед Ним.

— Бред! Повторение прежних обвинений, которые я выслушиваю уже на протяжении многих веков! Положение мое действительно сложно, но миссия моя благородна: не будь меня, вы бы все тут попередохли в благости своей. А так — ничего, в форме, хотя и не совсем бойцовской, но держитесь.

— Ха! Какой парадоксальный выверт! Это же надо: человечество сегодня еще здравствует благодаря вам, Сатане! Нет, любезный благодетель, чушь несусветную вы несете. Нечистая вы особь. Поэтому лучше уж я буду довольствоваться тем, что мне Господь отпустил. Это, знаете ли, надежней.

— Но вы же лично не верите в Него!

— Я еще сам не знаю, верю я в Него или нет. Но вас, прохвоста, я отрицаю. И не хочу оказаться в очередной вашей авантюре в роли сообщника. Довольно одного раза.

— А правда, правда, к которой вы так тщетно стремитесь и которую так ревниво пытаетесь отстоять в своим опусах, — что будет с ней? Я ведь вам открыл настоящую правду!

— А правда ли она?

— Безусловно, правда!

— Это ваша правда. А я позволю себе усомниться в ней. Может быть, у Творца была идея создания разумного существа еще до вашей инициативы. Вы же со своим предложением просто послужили Ему всего лишь внешним толчком для ее реализации. Могу я это предположить хотя бы гипотетически? Могу. Ведь все так осмысленно, все так тщательно просчитано. На такую работу требовалось уйма времени. А вы безапелляционно настаиваете на собственном авторстве. Или вы полагаете, что вы талантливее Творца?

— Ну и бесенок же вы изворотливый, Тимофей Сергеевич! Мне жаль, что мы никак не можем найти общий язык.

— И не найдем. Ибо положение ваше крайне неопределенное и, по существу, темное. Кого вы здесь, на земле, представляете: себя или Бога? Или, представляя все же Его Божественную волю, вы тем не менее, под этой крышей, пытаетесь реализовать собственные интересы, а? У меня вообще есть твердое подозрение, что вы просто метите на Его место. Вы неимоверно честолюбивы, завистливы, считаете, что вас обделили; отсюда — ваши притязания.