– А его отец был римским сенатором… мой свекор… ах! я боюсь… боюсь! Что я наделала!
– Молодая женщина прожила у другой молодой женщины… матрона из рода Семпрониев и Аврелиев провела несколько дней у девушки рода Волумниев… что же тут дурного?
– Знаю, что ничего дурного я не сделала, но ведь без спроса… мой муж может рассердиться, а свекор… ужас!
– Разве у тебя недостанет энергии постоять за себя? Разве ты их раба? Фульвия на твоем месте…
– Фульвия мне не пример. Она не любит своего мужа, потому что он хулиган и пьяница, а мой муж – хороший человек.
– Строгий, гордый, важный, как и следует быть члену древнего рода Аврелиев. Интересно знать, какую должность даст твой муж Луктерию в своем доме.
Амарилла вздрогнула.
– Фульвия еще не подарила его мне, – робко ответила она.
– А если бы подарила?
Возможность разлуки с галлом сжала сердце Амариллы тоской. Фульвия может снова исколоть Луктерия своей головною иглой… может даже казнить его…
– О, если бы она подарила или хотя бы продала мне его!
– Он будет твоим.
– И в тот же день свободен. Но когда? Ах, Волумния! Чем ты можешь поручиться? Фульвия вспыльчива…
– Да, Рубеллия, Фульвия очень вспыльчива. Горе бедному Луктерию, если ты не примешь его под свою защиту! Его личность будет постоянно напоминать Фульвии ее несчастное приключение и при первом же поводе к гневу Луктерий будет замучен.
– Замучен?!
– Самою лютою пыткой. Я не знаю, что произошло между Фульвией и сыном Санги, когда он узнал, что ты здесь… его мать могла наговорить Фульвии дерзостей…
Ни малейшей веселости не было теперь на лице Волумнии Цитерис. Ее большие черные глаза сверкали из-под насупленных бровей, а руки крепко сжались вместе, скрещенные на груди. Точно неумолимый судья с приговором, стояла она над трепещущей Амариллой, лежавшей на постели.
– Жребий участи Луктерия на весах… Он может спуститься к Аиду.
– Ax!
– Умоляй Юпитера о нем!
– Я буду прежде богов умолять тебя, Волумния, посоветовать мне…
– Как поднять этот жребий вместо Аида в Элизий? Знай же, что Фульвия не обманывает друзей, честно держит слово. Вот, возьми, Луктерий твой.
Цитерис вынула из складок своей одежды сверток пергамента и отдала Амарилле. Это была дарственная запись. Улыбка злорадства исказила черты сириянки, она громко захохотала. Смысл этой улыбки и смеха не был понятен Амарилле.
Зло являлось этой доброй, наивной женщине до сих пор на пути очень редко. Амарилла видела зло в личности грубого, но доброго и честного мужа ее кормилицы, дравшегося в пьяный час со всеми, кто подвернется под кулак. Видела зло в причудах своего деда, капризного богача-самоуправца, которого все мелкопоместные соседи боялись. В Риме зло явилось Амарилле в лице матери Фабия, обозвавшей ее деревенщиной.
Она не видела злорадства Цитерис.
Поглощенная мыслью о спасении и свободе Луктерия, Амарилла бросилась на шею злодейке, повторяя: «Он мой! Он мой!» Слезы радости полились из ее глаз.
– Твой, твой, – шептала Цитерис, – ты его любишь, Рубеллия, любишь. Ты узнала блаженство любви. Луктерий любит тебя, любит до обожания.
– Я это знаю… я это вижу…
Цитерис просидела на постели Амариллы до рассвета, слушая бессвязный лепет признаний первой любви ее чистого сердца.
Глава VIII
Повязка слепоты спадает
Настало утро. Амарилла проспала почти до полудня. Сладко потягиваясь на постели, красавица удивлялась тишине, царившей в спальне, потому что Цитерис всегда чем-нибудь тихонько шуршала, чтобы разбудить ее, а если это не действовало, то будила ее поцелуями, щекотаньем и шутливыми упреками. Амарилле подумалось, что было рано, и она дремала еще некоторое время. Тишина ничем не нарушалась. Амарилле больше не хотелось спать, она открыла глаза. Цитерис не было в спальне. Не желая оставаться одинокой, Амарилла позвала свою подругу, никто не отозвался. Она позвала Марцелину, а потом Меланию. Прежняя тишина царила в павильоне.
Удивленная Амарилла спустила ноги с кровати, чтобы надеть свои полусапожки. Вместо них оказалась пара золотых башмаков с бусами, какие надевали танцовщицы. Это были башмаки Цитерис, виденные на ней Амариллой вчера за ужином. Они были малы для ног Амариллы, но, вынужденная необходимостью, она втиснула в них ноги и встала. Короткое платье Цитерис из светло-желтой легкой шелковой ткани с золотыми полосками лежало на стуле вместе с белым теплым покрывалом, украшенным вышивками из разноцветной шерсти, пестрый узор которых также приличествовал только актрисе или уличной плясунье.
Амарилла отворила шкаф, чтобы одеться в то короткое темное платье своей подруги, которое носила все эти дни. В шкафу ничего не было. Не только все платья Цитерис исчезли, но не оказалось и собственного платья Амариллы, в котором она приехала из Рима. Охваченная безотчетным инстинктивным подозрением, Амарилла отперла ларец, стоявший на туалетном столике. В нем лежал дорогой алмазный убор Цитерис, но все вещи Амариллы, отданные подруге на сохранение, исчезли.