— Смелый поступок, Иван, — тотчас пропела Анастасия, приподняв красивые бровки. — Давайте поднимем наши бокалы за сударя Корбутова. Я уверена, что его ждёт блестящее будущее. Уже сейчас он по силе равен Павлу Белозерову, а годам к двадцати пяти вполне может стать престолом второго ранга.
— Если доживёт, — едва слышно процедил граф, а затем с приклеенной улыбкой вместе со всеми выпил за меня. Вероятно, в эти секунды вино показалось ему серной кислотой. Как он не поперхнулся.
А спустя ещё некоторое время граф и вовсе возненавидел меня всеми фибрами своей завистливой души, когда Андроний включил граммофон и первый танец Анастасия решила провести именно со мной, а не с графом. Баранцовскому пришлось танцевать с маркизой де Альвацци, серьёзной шатенкой с «мушкой» над верхней губой. Шурику же выпала честь сплясать с приглянувшейся ему Анной-Марией. И он вполне достойно кружил её в вальсе, гордо поглядывая на меня. А я ободряюще улыбался ему, танцуя с уже порядком подвыпившей княжной.
А та вдруг похвалила меня:
— Вы танцуете всё лучше и лучше, Иван.
— Но, наверное, не так хорошо, как граф? — ядовитым тоном бросил я, сверху вниз глядя в глаза девушки. Именно в глаза, а не на то, что призывно виднелось в декольте.
— Ревнуете, сударь? — выдала она, кокетливо склонив голову к плечу. — Граф хорош собой, из родовитой семьи, блестящий офицер и сын папенькиного друга.
— О, это же почти как сын маминой подруги, — вставил я и поспешно добавил, заметив непонимание в глазах Анастасии: — Забудьте, ваша светлость. Неудачная шутка. Даже у меня бывают такие. И что же получается? Граф здесь по вашему хотению или по велению князя Корсакова?
— По моему хотению, Иван, — с лукавой улыбкой проронила Анастасия и следом с грустинкой добавила: — Папенька даже не знает, что Баранцовский тут. Из-за Повелителя мне в последнее время почти не удаётся пообщаться с отцом. Он всё время запирается в кабинете и даже никого на этаж не пускает, дабы не мешали.
— Наверное, весь третий этаж уже пылью покрылся. Или на каком там этаже кабинет? — вскользь сказал я, пользуясь тем, что алкоголь сделал Анастасию довольно откровенной. На трезвую голову вряд ли бы она стала делиться со мной подробностями своей жизни.
— На четвёртом. И не покрылся он пылью, сударь. Прислуга там исправно убирается, — возмущённо прошипела княжна, недовольно поджав пухлые губки, будто созданные для поцелуев.
Созданные для поцелуев? Серьёзно, Иван? Кажется, и ты порядком нагрузился. Пора перестать налегать на вино. Но это оказалось не так-то просто сделать.
После танцев все снова сели к столу, и разгорячённые аристократы накинулись на алкоголь. А тот ещё больше подогревал их и развязывал языки. Так, довольно щуплый барон Стоцкий, стал смело спорить с графом. Он, шлёпая толстыми губами, горячо доказывал ему, что нынешняя политика Императора вкупе с войной могут легко привести к восстанию крестьян, ведь ещё и зима обещает быть холодной и не сильно снежной, что непременно ударит по сельскому хозяйству.
Я подметил, что паренёк сыпал довольно убедительными доводами, и явно знал о чём говорит. По-моему, его отец был видным деятелем в одном из министерств. И похоже что младший барон нахватался от него знаний.
Баранцовский же мрачно убеждал Стоцкого в том, что армия повесит на столбах всех смутьянов и заткнёт рты прочим недовольным. Но паренёк не унимался. И говорил о том, что крестьяне и рабочие — это основа благосостояния страны. Нужно менять политику, а не чинить расправы. Но потом он резко пошёл на попятную, когда понял, что все гости прислушиваются к их спору.
Стоцкий смущённо покраснел, осознав, что наговорил лишнего, и сконфуженно замолчал. А вот изрядно накидавшийся граф злобно посмотрел на меня и рявкнул:
— Война покажет, кто трус, а кто — герой. Кому достанется холодная землица, а кто поведёт красавицу под венец.
— Золотые слова, сударь, — поддакнул я и криво усмехнулся, вызвав скрип зубов Баранцовского. Но несмотря на душащую его ярость, он понимал, что, обострив конфликт, похоронит себя в глазах княжны. Она была не из тех мадмуазелей, которые млели от того, что кто-то из-за них бьётся на дуэли.
Сама же Корсакова вдруг посмотрела на часы, порывисто поднялась из-за стола и выпалила:
— Друзья, пойдёмте скорее в зимний сад. Андроний приготовил там фейерверки! Сейчас самая пора зажечь их, ведь скоро часы пробьют двенадцать раз!
Народ начал подниматься со стульев. А я подскочил к княжне и прошептал ей на ухо:
— Ваша светлость, а где здесь можно носик припудрить? Ну вы понимаете…
Но она не сразу поняла, а когда поняла, то поспешно сказала, кивнув головой на коридор:
— Вторая дверь после лестницы. И не задерживайтесь, Иван, а то пропустите всё веселье.
Девица улыбнулась и вместе со всеми умчалась в сад. А я вышел из зала и оказался в пустом хорошо освещенном коридоре. Потом пошёл к лестнице, ведущей на этажи.