Я торопливо выдохнул, пытаясь поднять брата с земли:
— Лёшка, пошли. Тебе надо в город, к целителю, иначе ты умрёшь. Вставай.
— Нет! Я не брошу золото! — вдруг выпалил он, закашлялся, сплёвывая сгустки крови, и алчным взором посмотрел в сторону ямы.
Вокруг неё валялись блестящие жёлтые кругляшки. Брат подумал, что я оставлю здесь золото, но у меня и мысли такой не было. Ведь нам действительно нужны деньги. И уж сотню монет я точно смогу донести до машины.
Алёшка же продолжал шептать, тряся головой:
— Не оставлю… не оставлю… Мы нашли золото и не можем бросить его. Лучше оставь меня здесь.
— Я возьму сколько смогу. Остальное перепрячу. А потом мы поковыляем к грузовику. Ладно? — решил я, видя фанатичный огонёк, блуждающий в глазах брата.
— Хорошо… хорошо, — прохрипел он, кривя лицо.
— Лежи тут и не двигайся, — протараторил я, смахивая пот со лба.
Я побрёл к яме и увидел на её дне развороченный гроб из прогнивших досок. Около него оказались разбросаны золотые монеты и осколки глиняного горшка. А в самом гробу лежал перевёрнутый железный ларец, покрытый пятнами ржавчины.
Как же душегубы зарыли сюда награбленное, если здесь лежал лич? Или он уже потом перебрался поближе к золоту? Шут его знает. Не до того мне сейчас. Надо торопиться, а то мы не успеем добраться до грузовика до наступления сумерек.
Мне удалось мягко спрыгнуть на дно ямы. Там я покачнулся от слабости и стал рьяно собирать монеты. Их оказалось не так много, как хотелось быть, меньше сотни. Но они всё равно прилично оттянули мои кармана, а для меня сейчас и иголка имела вес.
Собрав их, я перешёл к ларцу. Он оказался тяжёлым, а его крышка не открывалась из-за крошечного навесного замка. Несмотря на ситуацию, меня разобрало здоровое любопытство. Что же там внутри?
Я торопливо огляделся и нашёл приличного размера камень. Он помог мне сбить замочек. И я открыл ларец. Внутри покоилось немного золотых украшений и сотни серебряных монет разной чеканки: были даже квадратные и с дырочкой в центре.
Нет, я точно столько не унесу. А это что такое? Под покровом монет лежал полусгнивший бархатный мешочек. Мне даже не пришлось раскрывать его горловину. Из него и так выпали сложенные вчетверо жёлтые листы бумаги.
Я взял их, аккуратно развернул и быстро пробежал взглядом. Они оказались исписаны размашистым энергичным подчерком и кое-где их пятнали потёки давно высохшей крови. Некоторые слова были безбожно сокращены, а другие явно являлись профессиональными терминами. Но мне всё-таки удалось кое-что понять. Бумаги точно принадлежали некоему профессору Николаеву. И вряд ли он был из числа душегубов. Скорее всего, его убили во время пути по тракту.
Но вот зачем бумаги профессора бросили в ларец? Разве они имеют какую-то ценность для разбойников? Неужели их можно продать? Последний лист бумаги косвенно ответил мне на этот вопрос.
Глядя на него ошарашенными глазами, я удивлённо выдохнул:
— Ну это точно рояль в кустах.
Глава 11
Солнце коснулось горизонта. А я только сейчас подхватил Лёху под руку и вместе с ним побрёл прочь от Чёрного погоста. Ларец с серебром и золотыми побрякушками остался в старой лисьей норе, которую я завалил землёй.
— Ты хорошо скрыл за собой следы? Никто не найдёт наше добро? — жарко прошептал мне в ухо брат и судорожно закашлялся. У него явно было травмировано одно лёгкое.
— Угу, — устало выдохнул я, сгибаясь под весом Алёшки. Да ещё и золотые монеты в карманах тянули меня к земле. — Ты лучше подумай вот о чём… Если мы не успеем к грузовику, то нас сожрут чудовища. И после этого нам будет весьма проблематично потратить золото.
— Руслан обещал ждать нас до наступления сумерек. Он — человек слова, — уверенно прохрипел Лёшка, сплюнув на землю сгусток крови. — У нас ещё есть время. Поднажмём.
Но «поднажмём» ничем хорошим не закончилось. Спустя пару километров у брата открылась рана на спине. И из неё обильно потекла кровь. Алёшка из-за кровопотери начал впадать в забытье. Его голова безвольно клонилась к плечу, а глаза закатывались.
Мне пришлось уложить его на лесную подстилку и использовать ещё одно малое исцеление Фёдорова. Оно высосало из меня столько энергии, сколько смогло и едва не лишило сознания, но хорошо хоть помогло Лёшке. Его рана снова покрылась запёкшейся кровью и даже стала чуть меньше. Но до полного исцеления брату ещё было очень далеко. Он даже не пришёл в себя — завис в каком-то пограничном состоянии между тьмой и явью. Благо, что он смог более-менее сносно идти.
Но вскоре я с ужасом понял, что мы не успеваем. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом и под сенью леса стало заметно темнее. Да ещё где-то невдалеке раздался голодный волчий вой. Он резанул меня по нервам и заставил включить внутренние резервы, о которых я даже не подозревал.
Я буквально взвалил обмякшего Лёху на плечи и посеменил в сторону тракта, отчаянно шепча:
— Лишь бы успеть. Лишь бы успеть… Пусть машина будет на месте…